— А что здесь не так? — опять их мужские игры…
— А на самом деле — это дискредитация власти, причем — на глазах у подчиненных. Солдат здесь быть не должно… Им такой цирк, в любой форме — категорически противопоказан, — дошло, наконец. Точно — ревнует.
— Лично мне — было очень познавательно, — съел?
Обычно Владимир возражений не терпит, но сегодня — только тяжело вздохнул. И промолчал. Интересно. Никакого огорчения или разочарования от увиденного безобразия. Знал? Ожидал нечто подобное? Сам принял участие в подготовке "шоу"? Не буду торопить. Захочет — сам расскажет. Так увлекательнее, чем тянуть из него насильно. Чу! Порыв ветра донес со стороны лагеря обрывок человеческого голоса, усиленный динамиками…
— …свободным от работ и несения дежурства…..важное сообщение. Повторяю, всем… — нет, не разобрать.
Впрочем, рация молчит. Сигнальных ракет в небе тоже не видно. Значит, простая перестраховка. На обед пойдем — узнаю. А пока — неплохо бы выяснить, зачем мы уединились так основательно, хотя можно было чуть отойти в сторону? И зачем Владимир прихватил с собой кусок пластиковой пленки?
— Шевелись, надо успеть к обеду, — ну вот, началось, — нож при тебе?
— Всегда с собой, — ношение ножа, спичек, патрона одноразовой ракетницы и рации превратилось у меня в жесткий ритуал. Причем, нож не какой-то перочинный, а солидная железяка, с обрезиненной рукоятью, будто из витрины охотничьего магазина. С номером, как на пистолете.
— Очень хорошо! — опять у него новый план, — Я сейчас помогу, потом — разделимся, и вернешься сама. До столовой дорогу найдешь? — было б что искать. Антенна радиостанции, с разлапистым набалдашником сверху, торчит высоко над деревьями и отлично видна с любой стороны горы. Пока светло — заблудиться невозможно.
— Ой! — соцветия знакомого душистого лука, почти сплошняком покрывают небольшую луговину. Дальше видна ещё одна, — красота-то, какая!
— Быстро режем, когда будешь возвращаться — запомни дорогу. Я этого места — типа не знаю. Ты сама его нашла. В сторону озера, — шум волн и крики чаек здесь слышны гораздо громче, — ходить опасно. Обрыв…
— А зачем это надо? — знакомая победная улыбочка, боялась скоро не дождаться.
— Удобный случай "проехать на заднице" перед новым режимом, — ох, опять, — тебе надо себя показать. Я подготовлю почву, а ты — сразу на кухню. Пока свежее и сочное. Скажешь, сама нашла и проявила инициативу.
— ???
— Я знаю, что сейчас по трансляции сообщили. Мы с Соколовым, этот вопрос, ещё позавчера обсудили…
— Хоть намекни.
— Ради сплочения коллектива, в условиях временной автономии экспедиции, предложено использовать для питания местные дары природы. Завтра — каждый второй хоть что-нибудь притащит. А ты — будешь самая первая. Это запоминается. Власть любит людей, что понимают её с полуслова. Особо — догадливых. Тех, кто понимает вообще без слов…
— Думаешь, народ добровольно согласится, это есть?
— А ты попробуй! И ещё, — и протянул мне маленький матерчатый сверток, — Возьми перчатки. Руки надо беречь.
Совместная работа сближает не хуже совместной выпивки. Первый раз в жизни я с Володей, в известном смысле, "повозилась на грядке". Торчащие из земли острые камни (сквозь листву не фига не видно, а как ногой наступишь или поскользнешься — ой!) сделали процедуру достаточно опасной. Попутно — обсудили увиденное.
— Ты хоть понимаешь, что Соколов у нас на глазах проделал? — продолжал он ораторствовать, — Перехватил управление. Опомоил всех вероятных конкурентов. Просто и изящно. "Каудильо", вожак, лидер…
— Так уж и перехватил. Можно подумать, что не он был её начальником до того. Кем был, тем и остался…
— Не так! — как он ухитряется и языком трепать, и жевать, и работать руками, словно лукоуборочный комбайн? — до того он был "назначенный сверху", — резко подчеркнул последнее слово, — сегодня утром стал "всенародно признанный". Есть разница?
— Слабо ощущаю, — на мой взгляд, любой начальник существует, что бы давать работу и платить зарплату.
— Это — ты… А как на него солдаты смотрели, видела? — ох, опять заговоры ищет, — Я думал — он, не отходя от кассы, сразу митинг устроит, — забавно сморщился, разгрызая соцветие, — а он хочет, что бы его выбрали!