Во всех крупных университетских городках были созданы временные военные комендатуры, в более мелких университетах и колледжах — назначены военные коменданты с приданными небольшими воинскими командами для поддержания порядка, во все гимназии поставлены полицейские кураторы и постоянные полицейские наряды, помогавшие администрации восстановить дисциплину.
Несколько сотен зачинщиков, достигших возраста уголовной ответственности, отправились отбывать свои первые сроки. Несколько тысяч активных участников бузы после более или менее краткой отсидки в полицейских участках и получения той или иной дозы оплеух были отчислены из учебных заведений и со строгими внушениями переданы на поруки родителям, остальным — заочно простили прегрешения в обмен на возвращение к своим занятиям и обещания быть тише воды и ниже травы.
Девять человек погибли. Из них два военных: одному разбили череп ловко пущенным камнем, другой сорвался с пожарной лестницы, когда пытался проникнуть в забаррикадированное здание одного их колледжей — их похоронили с воинскими почестями. Четверо студентов были застрелены, двое — попали под колеса бронетранспортера и полицейской машины, наконец, одна, ни к чему не причастная домохозяйка лишилась жизни у себя на кухне от случайного рикошета. Этих тихо зарыли.
Поразительно, но Стиллер от этой дикой истории даже выиграл. Хулиганская оргия на улицах в течение нескольких месяцев и фактическая парализация системы образования в стране так надоели обывателям, что даже такое грубое, но достаточно быстрое разрешение кризиса большинство остававшегося политически пассивным населения встретило вздохом облегчения.
«Да! О, да! — говорил один обыватель другому, сидя за кружкой пива в любимом подвальчике. — Он умеет навести порядок! Он может быть жестким, когда нужно!»
Наверное, сработал «эффект козла» из известного анекдота. Помните? Один добрый, но неудовлетворенный условиями жизни господин по рекомендации другого доброго господина поселил у себя в квартире вонючего козла и, когда после нескольких дней совместного проживания (с козлом — не с господином), наконец, снова выпер мерзкое животное на улицу, почувствовал себя вполне счастливым.
Одна только «Старая газета» бубнила в своих жалких тиражах что-то о «жестокости и неадекватности действий властей» в отношении бунтующей молодежи, об «установлении военно-полицейской диктатуры» и тому подобной ерунде. Это, — несмотря на то, что взятые под защиту беспринципными писаками студенты в течение полугода до этого дважды громили редакцию и неоднократно лупили ее сотрудников.
Ну, вот уж до такой степени эти неблагодарные либералы не любили Президента!
Той весной, когда Лорри должна была закончить школу, о бурных прошлогодних месяцах уже стали забывать, хотя чувство тревоги, особенно, у родителей, конечно же, оставалось. Правда, несколько успокаивало (даже господина Варбоди успокаивало, когда дело касалось безопасности собственных детей!), что чрезвычайное положение все еще не отменено и общественный порядок гарантирован военными и полицейскими силами.
О Стиллере в доме Варбоди говорили достаточно часто и почти всегда — плохо. Варбоди, как уже было сказано, считал, и не без основания, что Стиллер совершил государственный переворот, а потому является государственным преступником. И если Варбоди метал инвективы, начиная с безличного: «этот негодяй» или «этот мерзавец», — то все в семье и каждый из друзей, собиравшихся в доме инженера, наверняка знали что речь идет о Президенте.
Личные впечатления, связанные с бегством с материка, несомненный авторитет любимого отца и мнение большинства из тех приятных и умных людей, которые бывали у них в доме, сделали для Лорри формулу: «Стиллер» = «негодяй, мерзавец» — доказанной истиной.
Только добрый, но немного недалекий дядя Ламекс придерживался особой точки зрения.
— Нет, инженер, погоди! — упрямого твердил он (они с Варбоди уже давно были на «ты»), — порядок он навел? — Навел! Патримор, — Ламекс всегда и нарочно искажал название ненавистной организации, — этот хренов он разогнал? Разогнал! Детишек этих, придурков молодых, в чувство привел? Привел!
— Да пойми же ты, чудак-человек! — взывал Варбоди, — он же, мерзавец, всю эту кашу и заварил! Патримол в том виде как он себя показал в последнее время — это его, Стиллера, детище! Он же его и использовал в своих целях, только контроль потерял!
— Нет, погоди! Партимол этот самый еще до Стиллера был. Это, аж при Тельрувзе еще!
— Да не в Патримоле, собственно, дело, дело в…
— Как это не в Патриморе? Они же Вагеру убили!
— Ламекс, дорогой, Вагера случайная жертва! Тут целое поколение может погибнуть, ведь этот негодяй…
— Как это Вагера — случайная жертва? Да в него специально стреляли, в отместку! Я, Варбоди, человек конкретный! Стиллер Патримор — разогнал? В стране порядок? Кто это гибнуть будет ни с того, ни с сего?
— !!!
Лорри сдала все экзамены и получила аттестат с отличием. На семейном совете было решено, что обе девочки — Адди и Лорри — поедут на большую землю вместе.
Плацдармом для нового завоевания материка членами семьи Варбоди, разумеется, должно было стать скромное и тихое пристанище бабушки соискательниц — мадам Моложик.
Без малого семидесятилетняя женщина, хотя и была далека от какой-либо общественной деятельности, но в домашнем быту и семейных делах отличалась энергичной активностью и практической сметкой. Она подробно информировала дочь и зятя о градусе политической ситуации в Инзо (и, по ее мнению, — в стране) на основе мониторинга, производимого ею лично при посещении рынка, магазинов и лавок, отделения банка, где она получала пенсию, почты и тому подобных опорных пунктов цивилизации, а также в ходе посиделок со старыми приятельницами, бывшими замужем за действительными или отставными (но от этого не менее авторитетными) муниципальными чиновниками и служащими, по преимуществу, средней руки.
«Дорогая дочь! — писала она в одном из посланий. — Я была на седьмом небе, когда получила от тебя фотографии моих милых внуков. Разумеется, я похвасталась перед моими подружками. Все в восторге! Темарчик — просто юный принц. Адди — ангел. А Лорри (все говорят!) — вылитая Цеда Ларне![2]
Ты спрашивала, какая сейчас обстановке в учебных заведениях. Внешне, во всяком случае, все прилично. Занятия идут. Но не все преподаватели и учителя вернулись на свои места. Тех, кто ушел (ну, должен был уйти, ты меня понимаешь) после разбора в этих комиссиях (ну, ты знаешь), их обратно не берут. Мы думали, что всех возвратят. Но вот, оказывается, говорят: «Никакого пересмотра не будет, все правильно». Представляешь?
Хотя сами комиссии уже почти не работают. Не понимаю!
Но, вообще, обстановка уже другая. Главное — молодежь утихомирилась. Девочки могут приезжать и поступать. Только предупреди их, что сейчас во всех анкетах, которые нужно подавать при поступлении на обучение в государственные университеты и колледжи появился новый вопрос: «Признавались ли Вы или Ваши ближайшие родственники лицами, противопоставившими себя родине и народу?» Это я узнала от Гирзы Мемеш (ты ее знаешь). У нее супруг работает в Департаменте народного просвещения. Скажи мужу, что то же самое требуется писать при поступлении на любую государственную службу и в компании с государственным капиталом. Пусть имеет ввиду.
А девочек проинструктируй (ну, ты знаешь как). Мне по секрету сказали, что это не очень-то просто проверить (ну, ты знаешь, что).
Очень жду моих милых внучек. Хотелось бы увидеть и обнять нашего принца. Может быть, привезете? Может быть, в отпуск? Ведь должен же у Варбоди быть отпуск?
Обязательно дай телеграмму перед приездом!
Целую тебя, милых внуков, ну и, конечно, дорогого зятя!
2
Цеда Ларне — эстрадная певица и киноактриса, пользовавшаяся большой популярностью в последние три-четыре года перед Шестилетней войной.