о человеке, работающем в субботу, могло толковаться в гностическом духе (об этих понятиях см. во II части книги).
Не вошедший в канонический текст рассказ Луки восходит к какому-то иудео-христианскому источнику, может быть к Евангелию евреев.
Вопрос об источниках неканонических речений не может быть решен однозначно: вероятно, некоторые из них восходят к сборникам речений-логиев, которые были достаточно рано записаны, а некоторые взяты из не признанных церковью евангелий. Так, Ориген (In Jeremiam homiliae. III. 3) приводит без ссылки логий: "Кто близко от меня, близко от огня, а кто далеко от меня, далеко от царства". Это речение полностью совпадает с одним из речений хенобоскионского Евангелия от Фомы (86). Игнатий Антиохийский в Послании к Смирнийцам цитирует слова Иисуса, которые по другим источникам отнесены к Евангелию евреев; Климент Александрийский цитирует речение, в значительной степени совпадающее с одним из оксиринхских логиев, называя его речением из Евангелия евреев. Возможно, какие-нибудь новые находки фрагментов евангелий позволят идентифицировать другие аграфа.
До нас дошли не только аграфа, но и более значительные отрывки из неизвестных (неидентифицированных) евангелий. К таким отрывкам относятся папирусный фрагмент из Оксиринха и так называемый папирус Еджертона (по коллекции, в которой он находится).
Оксиринхский фрагмент был обнаружен в начале XX в. (опубликован в 1908 г.) и представлял собой листок, исписанный с двух сторон мелкими буквами. Очевидно, он являлся своего рода амулетом.
В начале фрагмента Иисус, по-видимому, предостерегает учеников от коварства, которое может привести их к гибели. Основная часть сохранившегося фрагмента - рассказ о столкновении Иисуса со жрецом Леви в Иерусалимском храме. По жанру и основной направленности отрывок близок к традиции, лежащей в основе первых трех канонических евангелий, однако сам эпизод изложен совершенно самостоятельно. Этот отрывок пытались идентифицировать с разными евангелиями, о которых встречаются упоминания у христианских писателей, евангелиями евреев, египтян, назареев, Петра и т. д. {6} Интересно, что наряду с некоторыми параллелями с Новым заветом можно найти и параллель с Евангелием евреев: в обоих евангелиях символом распущенности выступают флейтистки.
Главная идея, выраженная в описании этого столкновения Иисуса со жрецом Леви, - выступление Иисуса против формальной обрядности, соблюдения которой требовали фарисеи (в отрывке указано, что жрец был фарисеем). Осуждение "книжников и фарисеев" постоянно встречается в новозаветных евангелиях (а также в отрывке из апокрифического Евангелия от Петра). В евангелиях Марка (7.1-5) и Матфея (15.1-2) фарисеи упрекают учеников Иисуса в том, что они едят хлеб немытыми руками (в Евангелии от Марка поясняется, что фарисеи, следуя преданию старцев, соблюдают омовения рук, чаш, кружек, котлов, скамей). И в папирусном фрагменте, и в новозаветных евангелиях дано противопоставление очищения внешнего, ритуального очищению духовному. Эта мысль наиболее четко выражена в Евангелии от Иоанна, где сказано, что поклоняться богу будут не в каком-либо определенном месте ("не на горе сей" {7} и не в Иерусалиме), а "в духе и истине" (4.21-23). Требование духовного очищения было сформулировано еще в учении кумранской общины и в проповедях Иоанна Крестителя: еврейский историк Иосиф Флавий (I в. н. э.) в "Иудейских древностях", рассказывая о призывах Иоанна к крещению, пишет, что омовению должно было предшествовать очищение внутреннее - отказ от грехов и покаяние в них: "душа (крестившихся) предварительно очистилась благодаря праведности" (Antiquitas. XVIII 5). Таким образом, папирус из Оксиринха отражает одну из самых важных идей раннего христианства, восходящую к учениям иудейских сектантов.
Эпизод в храме описан очень живо, ярким, образным языком; отрывок представляется частью цельного самостоятельного произведения, а не компиляцией, составленной на основе новозаветных евангелий. Противопоставление фарисея, омывшегося в стоячей воде, Иисусу и его ученикам, омывшимся в "живой воде", сделано гораздо более остро, чем в рассказах евангелий от Марка и Матфея об упреках по поводу немытых рук. В Новом завете Иисус в ответ на упреки фарисеев в свою очередь обвиняет их в нарушении Писания, здесь же расхождение гораздо более принципиально, и отрывок обрывается на грозных словах, предрекающих погибель тем, кто не примет очищения духовного, - во всяком случае таков должен по смыслу быть конец оборванной фразы.
Идентифицировать этот отрывок очень трудно; резкая полемика с фарисеями не исключает влияния иудео-христианства. Для христиан из иудеев было характерно противопоставление своего учения не иудаизму в целом, а именно наиболее ортодоксальному течению, представленному фарисеями. Возможно также, что в этом отрывке отразились споры по поводу ритуальных омовений, которые велись между фарисеями и ессеями {8}. Христиане, принимавшие священное омовение (крещение) единожды, занимали по этому вопросу крайнюю позицию: они отказывались от ритуальных омовений вообще и в этом отношении противопоставляли себя не только фарисеям, но и ессеям {9}. Поэтому представляется возможным, что отрывок на оксиринхском папирусе восходил к Евангелию евреев или Евангелию от Петра (об этих евангелиях будет сказано ниже), по своему жанру неизвестное евангелие примыкает к новозаветному типу.
Отрывок второго неизвестного евангелия также обнаружен на листочках папируса. Этот фрагмент, вернее несколько фрагментов, был найден в 1934 г и в следующем году опубликован. Рукопись сохранилась на трех листочках, последний отрывок сильно фрагментирован. Издатель новооткрытого отрывка полагал, что евангелие, к которому он относится, было написано в первой четверти II в. {10}, во всяком случае до 150 г Отрывок этот представляет значительный интерес, так как написан на основе традиции, использованной в Евангелии от Иоанна (имеется совпадение некоторых стихов в обоих евангелиях), возможно, автор папирусного фрагмента уже читал четвертое евангелие. Но он знал также традицию, использованную у Луки, и привлек какие-то другие источники, в том числе устные рассказы. Этот отрывок отражает время от начала создания разных евангелий до отбора наиболее почитаемых писаний и дает возможность проследить сам процесс создания священных книг христиан {11}.
Отрывок начинается с фрагментов, из которых явствует, что Иисуса обвиняли в нарушении установлений иудейского Закона. Затем идет рассказ о том, что Иисуса должны были как вероотступника забросать камнями, но он ускользнул из рук "правителей". Именно в этих эпизодах можно увидеть совпадения с Евангелием от Иоанна (например: "...никто не наложил на Него руки, потому что еще не пришел час Его". - 7.30).
Однако следующие эпизоды связаны уже с синоптической традицией: исцеление прокаженного упомянуто в евангелиях от Марка, Матфея и Луки (см. комментарии). Отлично от Нового завета трактуется в неизвестном евангелии вопрос о подати кесарю. Прежде всего здесь вопрос касается не конкретно подати, которую наложили на иудеев римляне (как в первых трех канонических евангелиях), а отношения к государственной власти вообще: следует ли давать то, что положено властью царей? Ответ Иисуса направлен против лицемерия и коварства спрашивающих. Он не дает определенного ответа, но упрекает их в непонимании его учения, хотя спрашивающие называют его "учителем". В этом ответе ощущается то противопоставление мира реального и мира преображенного, основанного на божеских, а не человеческих законах, которое было свойственно первым христианским группам. Вопрос платить или не платить подать кесарю не был для них сколько-нибудь существенным, поскольку они ждали скорейшего конца мира со всеми кесарями, податями, деньгами и т. п. Вероятно, и в новозаветной версии акцент первоначально ставился на первой части ответа "Богу - божие" (земные дела не должно смешивать с божественным учением), и лишь впоследствии, когда для христиан стало необходимым включиться в повседневную жизнь, поскольку второе пришествие все не наступало, когда они решали вопросы допустимости или недопустимости тех или иных поступков в этом мире, ответ Иисуса в канонических текстах стал восприниматься как разрешение платить подати императору.