-Жаль, очень жаль, - провел он рукой по срезу моих рук, затянувшихся кожей. Нет, жаль, ему не было. Он напоминал бездушную куклу, с которой сняли иллюзию. Что же он должен был вспомнить, чтобы стать таким. Куда делся тот мальчишка с живым на эмоции лицом. Его ледяная рука прошлась по шее, я сглотнул, ведь мы только что разогрелись в парушке, а он уже превратился в лед. Тонкие пальцы нащупали судорожно бьющуюся жилку, на его лица появился намек на предвкушающую улыбку, а затем он обнажил клыки и резко вонзил их в мою шею. Если бы я мог, то вероятно совсем не по-мужски вскрикнул от пронзившей меня боли. Но она совсем скоро затихла, и я начал погружаться негу, тело пробирала дрожь, а я слышал, как он сглатывает кровь, чуть ли не урча от наслаждения. Мысли быстро перестали быть связными. Вот от отрывается от моей шеи и я почувствую как теплая жидкость стекает на грудь. Вампир распахнул глаза, красные, словно сама кровь, что он сейчас пил, глубоко вздохнул. Поймал языком убегающий «деликатес», и провел им по кровавой дорожке до места укуса, вновь присасываясь к моей шее. Нет больше веселого мальчишки, только монстр, наслаждающийся добычей. Сознание поплыло, растворяясь в темноте…
- Готов – хриплый голос предателя все же сумел догнать мое сознание…
Ладка* - устар. глиняная или медная посуда для приготовления еды (блюдо, тарелка, миска, сковородка и т.п.) От автора: «В месте, где я родилась и выросла, так называют глубокую сковороду, в ней и суп сварить можно, кстати, очень вкусно получается».
Часть 27: Кровавый план
«Кровь — она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых».
Макс Фрай. Книга одиночеств
Поль
Отрубился на самом интересном месте. Только в голову гениальная идея пришла, а я уже погрузился во тьму, благо хоть ничего не забыл. Проспал я долго, в теле уже не было той усталости и бессилия, как утром. Желудок уже начал переваривать себя, а я все не решался открыть глаза, обдумывая, как преподнести мой новый план действий, ведь его придется излагать как минимум двоим кентаврам, и не факт, что они его примут. Ладно, открываем глаза и натыкаемся взглядом на светлые доски потолка, вид которых по утру был столь привычен, что древесный узор отпечатался в моей памяти. Значит это комната Трегора. Рядом со мной сидит кера Ксара с мелькающей туда – сюда над тканью иголкой в руках при свете уже начавшего клониться к горизонту светила. Пошевелился, почувствовал некое несоответствие, заглянул под одеяло. Голый и, кажется, даже чистый, по крайней мере, нет неприятного чувства липкого пота на теле, вероятно, меня обмыли, пока я был в беспамятстве, а вот волосы не трогали, на плече все та же потрепанная коса. Заметив мои шевеления, кера отложила рукоделие и приложила ладонь к моему лбу и довольно улыбнулась, неужели у меня жар был, не помню…
- Заставил ты меня поволноваться. Половина седых волос в гриве за эти дни появилась из-за одного, негодника, - пожурила она меня, расслабляя плечи, сбросив тяжелый груз с них. И посмотрела с материнской нежностью, выдохнув с неподдельным облегчением от того, что я проснулся.
- Прости, - все время добавляю всем окружающим меня разумным беспокойства, но поделать с собой ничего не могу, возможно, привык полагаться только на себя и не задумываться об окружении, которого собственно и не было как такового у Полины. Да и не бывало в той жизни постоянных приступов слабости, обмороков и попыток прервать мою жизнь, не было серьезных причин для волнения тех немногих, кому я был не безразличен. Этот мир был другим, здесь меня окружали разумные, которым отчего-то моя жизнь была дорога, но я все равно до конца не понимал причину такого отношения. Вероятно, мое «говорящее» лицо выдало весь спектр смешанных эмоций от осознания того, что я кому-то важен, и в глазах защипало от почти выступившей влаги. Это еще что за номер, я такого не заказывал. Не успел возмутиться своеволию нахлынувших чувств, как был сграбастан в крепкие объятья женщины, понявшей мои внутренние терзания без лишних слов.
- А как иначе, сынок, как иначе, - покачала она головой. Вот она мудрость повидавшей многое в своей долгой жизни женщины, матери. Она поняла, то, что я не мог понять долгое время, приняла, простила и тут же утешила, от чего на сердце сразу стало теплей. Ведь теперь можно было не волноваться о том, что ко мне не прислушаются, не доверятся. Телячьи нежности можно разводить долго, но сейчас не время…
- Ты ведь мне доверишь своего мальчика? – отстранившись от необъятной груди, спросил ее, мне совсем не хотелось, чтобы эта добрая женщина видела монстра, которым я могу быть. Даже кровь из кружки не позволял пить себе в ее присутствии, она подобралась и нахмурила брови, выражая тем самым, что ей очень не хочется оставлять нас без присмотра. Но посмотрев в мои глаза исполненные ожидания, тяжко выдохнула.