Часть 32: Пророчество.
«Слова провидцев бесплодными судьба не оставляет».
Бхаса
Халиф* Митравилдин Айнера Тангуртамир
Осмотр подконтрольных территорий и границ проходил спокойно, никаких серьезных проблем и нарушений, не было ни стычек, ни нападений, но на душе скреблись хорхи*. Вероятно из-за пророчества великой Маххаллы, которое начало сбываться. А произнесено оно было, когда мне было всего двадцать пять лет, прошло уже более века, но тот день помнится мне также ясно, как день, что был вчера.
Я в сопровождении четырех мам иду по базарной площади. Отовсюду слышны выкрики зазывал, запах специй щекочет нос, но мы, не останавливаясь, пересекаем продуктовую часть кипящего жизнью базара. На обратном пути, возможно, и прикупим сладостей, сейчас же наш путь лежит в самое сердце площади, где вчера раскинулись палатки и шатры купцов других стран и даже материков. Среди их товаров мы надеялись найти что-нибудь в подарок маме, что меня родила, сейчас она в тягости и на глаза никому, кроме семьи и лекарей не показывается. Матушка, старшая жена моего отца – правителя халифата, северянка, женщина красивая, крепкая и уверенная, и одновременно с этим нежная и заботливая, но с несгибаемыми принципами. Ее привезли отцу в дар, когда у отца уже были наложницы и четыре выбранных в жены девушки, что сейчас идут со мной, поговаривают, что в те времена сераль напоминал поле боевых действий с интригами и коварством вместо оружия. Но под волевой рукой матери, взявшей под свое крыло будущих жен, своих названных сестер, такой сераль перестал существовать. Матушка не стремилась стать женой правителя, но тот, увидев ее задатки, и то, что жены могут быть опорой и поддержкой мужа, распустил харем, оставив в нем только законных супруг во главе со старшей, Свезарой, моей будущей мамой. Отец любит красочно расписывать, как пытался завоевать сердце гордой северянки, пока сам не понял, что влюбился, на это, матушка обычно пофыркивала, при его рассказе, но не перебивала. Наверное, поэтому мне до сих пор кажется, что война между ними так и не завершилась до конца…
Подарок матушке мы нашли, от меня височные кольца из черненого серебра, у нас украшения из золота обычно делают, самая старшая из присутствующих мам, серьги со слезами гор*, купили и ткани, и даже мед нашли, но шиповник в кадке, купленный младшей мамой, удивил нас больше всего. Отправив свои покупки во дворец со слугами, мы решили еще погулять, посмотреть, а то ведь не скоро следующие купцы заморские приедут.
По кругу обойдя палатки и шатры, неожиданно затормозил у небольшого шатра песочного цвета, внутри которого на подушках лежала шакала*. Представителей этого народа я видел не впервые, да и эта женщина ничем особо не отличалась. Гибкое, перевитое мышцами почти человеческое тело, покрытое короткой гладкой шерсткой черного цвета с пепельным оттенком, только ноги представляют собой мощные звериные лапы, хотя таз и бедра неотличимы по форме от человеческих. Благодаря такому строению, шакалы развивают невероятную скорость при беге и совершают невероятные прыжки. А при обычной ходьбе их ноги в коленях никогда полностью не разгибаются и выпирают немного вперед, но походка их мягкая и плавная, бесшумная. Руки обычные с длинными пальцами, на кистях шесть совсем короткая, а на ладонях почти отсутствует, вместо ногтей на пальцах темно коричневые или черные острые когти. Но все это бросается в глаза не в первую очередь, в первую очередь обращаешь внимание на голову шакала, она звериная, вытянутый нос, пасть с набором острых зубов. Большие треугольные уши, стоящие на голове торчком, и загривок с более плотной и длинной шерстью, по своей сути грива волос, начинающаяся за ушами по центру голову. Грива этой женщины была заплетена в тонкие косички, на концах, скрепленными золотыми бусинами. Из одежды на ней была лишь нагрудная повязка, просто широкая полоса белой ткани, свободно лежащая на груди и удерживаемая лишь тонкими завязками – лямочками. Два широких полотна той же ткани расшитых золотым узором заменяли юбку, их держал пояс на бедрах, а край полотна висел бы чуть ниже колен, если бы она стояла. Вот она звериная красота, манящая прикоснуться, и предостерегающая о том, что протянутую руку могут откусить.