Как говорили, «Сатурн-5» был совсем другим «зверем». Несмотря на тот факт, что эта ракета выдавала ошеломляющие 3500 тонн осевой тяги – примерно в девятнадцать раз больше, чем «Титан» – конструкторы пообещали, что это будет значительно более плавный носитель. Пиковое ускорение, как утверждалось, не превысит четырех «g», а в некоторых точках траектории ускорение упадет даже слегка ниже одного «g». Среди астронавтов, многие из которых достигли сорока лет, «Сатурн-5» уже заслужил кличку «ракета для стариков». Правда, обещанная плавность полета «Сатурна» пока оставалась всего лишь обещанием, так как ни один экипаж еще не летал на нем в космос. В первые же минуты полета «Аполлона-8» Борман, Лоувелл и Андерс поняли, что слухи о плавности ракеты оказались настоящей правдой.
– У первой ступени оказался очень плавный ход, у второй – еще лучше – ликовал Борман на середине взлета, когда гигантский ракетный двигатель «Эф-1» закончил работу и включился двигатель поменьше «Джей-2».
– Вас понял, плавно и еще более плавно, – ответил КЭПКОМ.
Менее чем десятью минутами позже, спокойный одноразовый ускоритель закончил свою работу, сбросив обе ступени в океан и доставив астронавтов на устойчивую орбиту в 102 милях над Землей.
В соответствии с правилами лунных полетов перед броском на Луну корабль должен был провести первые три часа, вращаясь вокруг Земли по удачно прозванной «орбите ожидания». Экипаж использовал это время на укладку и калибровку оборудования, считывание показаний навигационных приборов и, в основном, чтобы убедиться, что корабль готов покинуть родной дом. Только после выполнения всех проверок им разрешали включить двигатель третьей ступени «Сатурна-5» и преодолеть притяжение Земли.
Что касается Фрэнка Бормана, Джима Лоувелла и Билла Андерса, то им предстояло быть занятыми все три часа, и как только корабль благополучно достиг орбиты, они знали, что пора прямо приступать к работе. Лоувелл был первым из тройки, кто освободился из кресла и, как только отстегнул ремни и подался вперед, ощутил сильный приступ тошноты. Астронавты, летавшие в первые дни космической программы, были предупреждены о возможной космической морской болезни в условиях невесомости, но в маленьких капсулах «Меркурия» и «Джемини», где не успеешь привстать, как уткнешься головой в люк, вызываемая движением тошнота не была проблемой. На «Аполлоне» было гораздо больше свободного пространства, и Лоувелл обнаружил, что за эту свободу придется расплачиваться его желудку.
– Тпру, – произнес Лоувелл, обращаясь и к себе и предупреждая товарищей, – Ты не хочешь двигаться слишком быстро.
Он двигался очень осторожно, обнаруживая – как столетиями до него это делали раскаявшиеся пьяницы, ворочаясь по ночам в постели – что если зафиксировать свой взгляд на одной точке и двигаться очень и очень медленно, то можно держать под контролем содержимое своего желудка. Продвигаясь таким осторожным способом, Лоувелл начал осваивать пространство вокруг кресла, не заметив, что маленькая металлическая кнопка, выступающая спереди его скафандра, зашла за одну из металлических стоек кресла. Так как он продвинулся вперед, кнопка зацепилась, и громкий хлопок эхом разнесся по кораблю. Астронавт взглянул вниз и увидел, что его ярко-желтый спасательный жилет, предназначенный для приводнений, раздулся вокруг его грудной клетки.