Предыдущие попытки Черной команды Ланни произвести точную настройку гироплатформы из-за окружающего корабль облака мусора закончились неудачей. Когда Ланни решил осуществить запуск свободного возврата, полагаясь лишь на грубую настройку по переданным из командного модуля данным, операторы в зале управления лишь пожимали плечами и надеялись на лучшее. Как они знали, этот запуск был коротким, а значит, возможные ошибки в ориентации гироплатформы не могли привести к большим отклонениям. Однако с запуском «ПК+2» дело обстояло иначе. И не только из-за его продолжительности – в девять раз дольше, чем обычное включение двигателя, как при запуске свободного возврата, – но еще из-за того, что он состоится на 18 часов позднее. Дело в том, что координаты гироплатформы со временем дрейфуют, и даже если переданные Лоувеллом из «Одиссея» в 10 вечера данные к 2:43 ночи еще были точны, то координаты почти наверняка «уплывут» к 8:10 следующего вечера.
Последние несколько часов Золотая команда Гриффина работала в тесном сотрудничестве со специалистами лаборатории моделирования, расположенной на территории Космического Центра, где Чарли Дюк и Джон Янг отрабатывали процедуру настройки гироплатформы, что не удалось офицерам НАВИГАЦИИ Черной команды. До сих пор не появилось обнадеживающих результатов. Два пилота моделировали вращение макета ЛЭМа при помощи проецирования на иллюминаторы тренажера карты звездного неба и дополнительного источника, изображающего Солнце, пытаясь воссоздать такую ситуацию на «Водолее», когда облако мусора погрузится в тень и проявятся настоящие звезды. Не имело значения, как его поворачивали: частицы мусора продолжали мерцать в лучах макета Солнца, не позволяя даже приблизительно обнаружить настоящие звезды. Когда пополудни из лаборатории моделирования поступил очередной мрачный отчет, Чак Дейтерих, Дэйв Рид и Кен Рассел – операторы ВЗВРАТА, ДИНАМИКИ и НАВИГАЦИИ команды Гриффина – тяжело опустились за свои терминалы в переднем ряду зала управления чрезвычайно озадаченными.
– Ну, так какой же у нас план? – спросил Рид своих коллег, отодвинувшись назад от своего терминала и глядя то налево, на Дейтериха, то направо, на Рассела, – Что, парни, вы можете предложить?
– Дэйв, – сказал Дейтерих, – я готов к предложениям.
– Я полагаю, нам надо отказаться от этих звезд, – предложил Рассел.
– Если их нельзя рассмотреть, – сказал Дейтерих, – то по ним нельзя ориентироваться.
– Я считаю, что надо дождаться, когда мы будем за Луной, – продолжил Рассел, – В ее тени мусор уже не будет так светиться.
– Но это все равно, что идти по краю пропасти, не так ли? – откликнулся Рид, – Они будут находиться в тени лишь полчаса, а потом останется всего два часа до запуска. Если что-нибудь пойдет не так, на исправление не останется времени.
– Послушайте, – сказал Рассел, – Единственное, что мы можем рассмотреть и что вызывает все эти проблемы – это Солнце.
– Хорошая мысль, – сказал Дейтерих, – Раз уж оно есть, то почему мы не можем им воспользоваться? Это тоже звезда, не так ли? Его координаты есть в компьютере, так ведь? Не имеет значения, сколько у нас мусора: Солнце нельзя ни с чем спутать.
Он смотрел на Рида и Рассела, а те на него – скептически. Обычно, точная настройка гироплатформы – это чрезвычайно тонкая процедура. На звездном небе, раскинувшемся вокруг корабля на все 360 градусов, каждая отдельная звезда – это почти платоновский идеал геометрической точки: точечный объект, бесконечно малого размера, составляющий бесконечную долю градуса. Используя эти яркие точки, можно ориентировать гироплатформу, фактически, исключив любую навигационную ошибку.
Но с Солнцем настройка резко усложнялась. Во-первых, оно очень большое. Имея 865400 миль в диаметре и располагаясь на расстоянии 93 миллионов миль от Земли – почти на расстоянии руки по космическим меркам – эта ближайшая звезда выглядит на небе, как большой белый шарик с угловым диаметром полградуса. На его ярком диске может поместиться великое множество точечных звезд. Как сразу поняли Рид и Рассел, Дейтерих предлагал не новую попытку выставить гироплатформу по такой большой цели, а просто проверить текущую ориентацию корабля. Если астронавты дадут гироплатформе команду найти Солнце, и та развернет корабль так, что оно окажется хотя бы в пределах градуса по направлению трубы сканирующего телескопа, то это будет означать, что ориентация «Водолея» в порядке и гироплатформе можно доверять во время предстоящего запуска. Не успел Дейтерих изложить свой план, как он сам начал сомневаться.
– Правда, мы говорим о весьма толстой цели, так ведь? – произнес он.
– Очень толстой, – подтвердил Рассел.
– А как быть с оптикой? – спросил Дейтерих, – Если навести окуляр на Солнце, то тут же спалишь себе глаз.
– Для этого у них есть фильтры, – сказал Рассел, – Но я все еще не в восторге от самой идеи. Парни, мы говорим о неотработанной процедуре. Она годится для тренажера, но кто-нибудь может положиться на нее в полете?
– Не особенно, – ответил Дейтерих, – Но разве у нас есть выбор?
Рассел и Рид посмотрели друг на друга.
– Выбора нет, – согласился Рассел.
Находясь на два ряда вверх за директорским терминалом, Гриффин посматривал на своих сотрудников в первом ряду и видел, как они что-то увлеченно обсуждают. Он очень надеялся, что это был план процедуры ориентации. Как и каждый руководитель полета, Гриффин держал на рабочем месте журнал, куда записывал ключевые моменты экспедиции. Но до сих пор там оставалась незаполненной строка, предназначенная для отметки о точной настройке, что вызывало его раздражение. До «ПК+2» осталось семь часов. До потери сигнала, когда корабль скроется за диском Луны, – только четыре часа. Офицеры навигации обязаны предложить хотя бы одну стоящую идею и достаточно быстро. В переднем ряду Дейтерих, Рид и Рассел совещались еще около семи минут, потом внезапно замолчали, друг за другом вышли из своего прохода и направились к рабочему месту Гриффина.
– Джерри, – сказал Рассел, когда они приблизились, – мы собираемся воспользоваться Солнцем, чтобы проверить текущую ориентацию.
Гриффин молча смотрел на них. Потом он сказал:
– Это лучшее, что мы можем предложить?
– Лучшее, что можем мы, – сказал Рассел, – Когда корабль окажется в лунной тени и часть звездочек погаснет, мы выполним быструю процедуру настройки. Но это вспомогательный вариант.
– Каково ваше настроение насчет Солнца? – поинтересовался Гриффин.
– Очень хорошее, – ответил Рассел, вложив в свои слова как можно больше уверенности.
– Очень хорошее?
– Да, – сказал Дейтерих, – Хорошее настолько, насколько это вообще возможно в данной ситуации.
Гриффин внимательно посмотрел на лица своих офицеров навигации, а потом поднял вверх ладони.
– Звоните Чарли Дюку и Джону Янгу, – сказал он, – Пусть начинают отработку на тренажере.
В кабине «Водолея» Джим Лоувелл, Джек Суиджерт и Фред Хэйз думали не о Солнце. Их внимание было приковано к космическому телу, которое в четыреста раз меньше, хотя и кажется значительно больше, и в тысячи раз ближе, с каждой минутой становясь все ближе и больше. Пока Джон Янг с Чарли Дюком шаг за шагом выполняли процедуры на макете ЛЭМа, основной экипаж в настоящем корабле был всего лишь в 12 тысячах миль от Луны и несся к ней со скоростью 3 тысячи миль в час. Чем ближе к ней становились «Водолей» и «Одиссей», тем чаще вопреки своей воле украдкой бросали на нее взгляд из иллюминаторов астронавты. Они не могли противостоять этому своему порыву, но, в действительности, у них на это не было времени. Система связи, по-прежнему, требовала их постоянного внимания, корабли требовали непрерывного вращения для терморегуляции, скоро должна была начаться процедура включения перед запуском «ПК+2», и надо было продолжать следить за облаком мусора в надежде, не появятся ли в просвете звезды. Но какова бы ни была плотность этого облака, оно не могло закрыть необъятный, гипсово-серый шар, висящий перед ними.