– У меня Скорпион! – объявил командир.
– В самом деле? – спросил Хэйз, прервав работу и повернувшись к своему окну.
– Да. И Антарес.
– Они все появились, – сказал Суиджерт, потянувшись к окну Лоувелла.
– И правда, – сказал Лоувелл, – Здесь Нунки и Антарес. Достаточно для точной проверки.
Суиджерт согласился:
– Возможно, даже больше, чем достаточно.
– Ты не хочешь их известить об этом? – спросил Хэйз.
– Да, – ответил Лоувелл и вызвал в микрофон, – Хьюстон, это «Водолей».
– Слушаю тебя, Джим, – откликнулся Бранд.
– Докладываю, что мы видим Антарес и Нунки. Нам нужно знать, не собираетесь ли вы попытаться проверить ориентацию.
– Понял, – сказал Бранд, – Сообщение о звездах получено. Ожидайте приказа на процедуру проверки точной ориентации.
В Центре управления Бранд переключился с линии корабль-Земля на внутреннюю директорскую связь для консультации с НАВИГАЦИЕЙ. По слухам, весь день гуляющим по Центру управления, группа Кранца вернулась за терминалы два часа назад и собиралась там оставаться, по крайней мере, еще несколько часов. С самого полдня Бордовая команда Милта Уиндлера стояла на изготовке по стенам зала управления, как запасные игроки в футболе, готовые сменить группу Гриффина перед закатом. Но Кранц объявил по громкой связи всем и, в частности своему другу Уиндлеру, что, несмотря на риск испортить отношения, он вскоре поставит своих людей на запуск «ПК+2», а команда Уиндлера пусть подождет. В 4:30 из комнаты 210 быстрой походкой вышла команда «Тигр», заняла весь зал управления и с краткими «извини» и пожатиями плечами приняли командование за терминалами до 10:30 вечера. Операторы Золотой команды Гриффина, которых и так должны были сменить через несколько минут, сдали свои места и удалились в проходы к Бордовой команде Уиндлера.
После того, как Бранд просмотрел процедуру ориентации вместе с Биллом Феннером, оператором НАВИГАЦИИ Белой команды, а тот просмотрел ее с Кранцем, проявилось первое различие в работе Белой команды и Золотой. Кранц объявил, что звездный тест, который мог бы подтвердить точность настройки гироплатформы, теперь отменяется. Настройка, параметры которой прошлой ночью передал с «Одиссея» Лоувелл, доказала свою точность во время запуска свободного возврата и еще раз ее подтвердила после импровизированного солнечного теста. Снова заниматься этим, как полагал Кранц, означало искать себе на голову новые неприятности и расточать понапрасну как топливо в стабилизаторах, так и время. Он довел свое решение до Феннера, а тот передал Бранду, который и сообщил его команде.
– Эй, «Водолей», – объявил КЭПКОМ, – мы очень довольны нашей текущей настройкой. Мы больше не собираемся тратить топливо в стабилизаторах, так что почему бы нам не оставить все как есть?
– Так, понятно, – сказал Лоувелл, убрал микрофон и повернулся к Хэйзу с удивленным взглядом, – Первый раз за полет мы видим звезды, и теперь они нам не нужны.
– Они волнуются, как бы не испортить все перед запуском, – пытаясь быть дипломатичным, сказал Хэйз.
– А я волнуюсь, как бы нам все не испортить, прежде чем мы к нему приступим.
Спор о звездном тесте быстро потерял практический интерес, поскольку уходило время. Близость корабля к переднему краю Луны означала, что до полета над обратной стороной и потери контакта оставалось меньше полутора часов. Эта потеря сигнала будет короче, чем в последней экспедиции Лоувелла, так как в отличие от экипажа «Аполлона-8», который перед появлением с противоположного края запустил свой гипергольный двигатель и вышел на окололунную орбиту, команда «Аполлона-13» вообще ничего не должна делать. Войдя за западный край в 75 часов и 8 минут полетного времени, они должны появиться у восточного края всего через 25 минут, а гравитация увеличит их скорость за время отсутствия контакта с Землей. Еще через два часа они должны быть готовы к запуску двигателя.
– «Водолей», это Хьюстон, – вызвал Бранд, – Если вы готовы, то я могу передать вам данные для маневра «ПК+2», а потом будете готовиться к потере сигнала.
– Так, – сказал Хэйз, доставая блокнот и ручку, – Я готов записывать.
Бранд зачитал все данные, включая векторы, углы рысканья и возможные точки приводнения на Земле, а Хэйз записал и прочитал ему обратно.
Лоувелл слышал озабоченность в голосе КЭПКОМа и с удовольствием ощущал свое внутреннее спокойствие, так как приближались потеря сигнала и, собственно, запуск. Этот запуск, в отличие от запуска свободного возврата, должен быть долгим и мощным: двигатель отработает 5 секунд на минимальной тяге, потом 21 секунду – на сорока процентах и, наконец, 4 минуты на полной тяге. Так же, как и запуск свободного возврата, его начнет и завершит компьютер, а Лоувелл будет лишь управлять рукояткой тяги. Если двигатель не включится точно в 79:27:40.07, то это сделает сам Лоувелл при помощи двух ярко-красных кнопок размером с долларовую монету, со словами «Старт» и «Стоп» под ними, на командирской стороне корабля. Эти кнопки связывают посадочный двигатель напрямую с батареями и, будучи нажатыми, дают команду на включение двигателя, минуя компьютер.
Если кнопку «Старт» требуется нажать лишь при опоздании момента зажигания, то существует много ситуаций, когда Лоувелл должен нажать «Стоп». В соответствии с полетными инструкциями командир обязан выключить двигатель, если упало давление топлива или давление в стабилизаторе, возросло давление окислителя, ориентация изменилась более чем на 10 градусов, на приборной панели мигают аварийные сигналы любой из шести батарей, компьютера или карданового подвеса двигателя.
Лоувелл знал, хуже всего, если появится сигнал о превышении давления в гелиевых баках топливной системы. Чтобы подавать топливо по магистралям в посадочную ступень ЛЭМа, инженеры «НАСА» больше полагались на сжатый гелий, чем на ненадежные топливные насосы. Не реагируя с взрывоопасной гипергольной жидкостью, инертный газ выталкивал ее по трубопроводам в камеру сгорания.
Эта система была почти безупречна, за одним исключением: гелий имел самую низкую температуру кипения, так что малейшее повышение температуры могло вызвать его испарение. Учитывая, что расширяющийся в герметичном баке газ может наделать много бед, «НАСА» снабдила бак вентилем с разрывной диафрагмой. Если давление неожиданно увеличится, диафрагма прорвется и выпустит газ, прежде чем давление станет слишком высоким.
Такое истекание гелия означает, что двигатель больше не удастся включить, но это в нормальной лунной экспедиции не представляет особой проблемы. Гелиевая система не должна ни нагреваться, ни включаться, пока посадочный двигатель не будет готов к работе, а сам посадочный двигатель предусматривает только разовое включение, чтобы вывести ЛЭМ с орбиты и посадить его на Луну. Разрыв диафрагмы должен происходить уже на лунной поверхности, когда посадочный двигатель выключается навсегда и газ спокойно выпускается в окружающий вакуум. Никто никогда не рассматривал ситуацию, с которой теперь столкнулся командир «Аполлона-13», когда во время полета придется включить двигатель, выключить его, а потом снова включить и опять выключить. Если в перегруженной топливной магистрали порвалась диафрагма, то посадочная двигательная установка пришла в полную негодность.
Несмотря на все это, Лоувелл ощущал поразительное спокойствие от приближающегося запуска, и, пока Хэйз записывал данные под диктовку Бранда, командир улучил минутку еще раз выглянуть в иллюминатор. И он выбрал для этого правильный момент. В 76 часов 42 минуты 7 секунд полетного времени Солнце скрылось за Луной, и «Аполлон-13» полностью погрузился в тень. Снаружи корабля мгновенно исчез сверкающий мусор, и со всех сторон, по всем направлениям в небе вдруг возник ковер из белоснежных звезд.