Лоувелл закрыл глаза:
– Кто еще знает об этом?
– Те, кому положено, знают. Прессе ничего не сообщали. Иначе они набросятся на Агентство с вопросами. Вам настоятельно рекомендуется не показываться, прежде чем вам все объяснят.
– Что означает «не показываться»? – спросил Лоувелл.
– Не покидайте отель сегодня. Даже не покидайте свои номера. Если вам что-нибудь понадобится – звоните администратору. Если захотите есть – вызовите обслугу в номер. Нам не нужна утечка информации.
Лоувелл в изумлении вскочил. Он знал Гриссома, Уайта и Чаффи много лет и дружил с каждым из них, но особенно с Уайтом. Пятнадцать лет назад, когда Лоувелл был курсантом из «Аннаполиса» (ПРИМ.ПЕРЕВ. – Военно-морская академия в Аннаполисе, который расположен недалеко от Вашингтона) и присутствовал на учениях авиации в Филадельфии, он встретил близкого по духу кадета из Вест Пойнта, чье имя он не сумел тогда запомнить. По традиции военных игр противники должны были обменяться импровизированными подарками на следующей за играми вечеринке. Лоувелл дал кадету одну из запонок со своей лётной формы – то, что оказалось под рукой – а кадет из Вест Пойнта ответил взаимностью – подарил свою армейскую запонку, после чего молодые люди расстались.
Лет через десять, когда Лоувелл вступил в отряд, он рассказал эту историю астронавту Эдду Уайту. Челюсть Уайта отвисла. Это именно он был тем Вест Пойнтским кадетом и сам много раз за прошедшие годы рассказывал эту историю своим знакомым. Он, как и Лоувелл, продолжал хранить ту запонку. Оба астронавта стали закадычными друзьями. Гриссом был незнаком Лоувеллу, но его репутация пилота-ветерана программы «Меркурий» была хорошо известна в отряде астронавтов. Как и все остальные, кто знал Гриссома, Лоувелл испытывал глубокое уважение к достижениям этого человека и восхищался его мастерством. Чаффи не был так известен. Астронавт из третьего отряда, пилот-новичок, у него было мало оснований для работы с любым из людей, летавших по программе «Джемини». Однако «НАСА» включило Чаффи в программу «Аполлон» и это говорило о многом. Что более важно, однажды Гриссом обратился к своему ученику как «гениальный парень». А это значило многое.
Как и все остальные астронавты, Лоувелл вышел из комнаты и рассеянно бродил по холлу бирюзового этажа. Гордон и Армстронг тоже разговаривали с Хьюстоном. А Куперу, как старшему группы и одному из семи астронавтов программы «Меркурий», позвонил сам конгрессмен Джерри Форд, высокопоставленный республиканец, член комитета Белого Дома по вопросам космоса.
– Вы слышали? – спросил Лоувелл.
Остальные трое кивнули.
– Что за ужас там случился?
– Что за ужас? – сказал Гордон, – Корабль накрылся, вот что. Его давно надо было выкинуть на помойку.
– Их жены знают? – спросил Лоувелл.
– Им еще не сообщили – ответил Купер.
– Кто возьмется рассказать им? – спросил Армстронг.
– Майк Коллинз где-то недалеко, – сказал Лоувелл, – Пит Конрад и Эл Бин могли бы. Дик на Мысе, но его жена дома, неподалеку от дома Гаса, – он запнулся, – Какая разница, кто им расскажет?
Внизу в вестибюле Коллинз Берд получил последние известия о катастрофе на Мысе. Хозяин неофициальной гостиницы «НАСА» знал то, что этой ночью будет нужно астронавтам с пятого этажа, попросил портье открыть номер 503 с удобным залом, где пилоты могли бы посидеть и поговорить. Лоувелл прошел туда вместе с остальными, позвонил на кухню, заказал ужин и, самое главное, виски. Скорее всего, завтра придется лететь в Хьюстон на опознание и аварийные совещания. Тем не менее, весь вечер был в их распоряжении, и они будут делать то, что обычно делают солдаты космоса, когда погибает член их узкого круга. Они будут обсуждать, как и почему это случилось и, конечно, они будут выпивать.
Посиделки затянулись до самого утра. Астронавты обсуждали будущее лунной программы, делали прогнозы, удастся ли полететь на Луну до конца десятилетия; говорили об обиде на «НАСА» за слишком поспешное продвижение лунной программы, что и привело к этой катастрофе; о гневе в адрес «НАСА» за постройку этого куска дерьма и за отказ прислушаться к тем астронавтам, которые говорили своим боссам из Агентства, что надо потратить больше денег и переделать корабль.
Когда выпивка закончилась и встало солнце, разговор тоже заглох, а астронавты совсем согласились, что если Гриссому, Уайту и Чаффи и была уготована героическая смерть, то уж точно не от пожара на площадке, запертыми в кабине незаправленного корабля. Если Вы собираетесь погибнуть, то лучше это сделать на ракете, штопором врезающейся в атмосферу Земли, или управлять падающим на Землю космическим кораблем, или застрять на орбите с неисправным двигателем, или оказаться в безвыходном положении на поверхности Луны. Может, и не почтительно было так говорить, особенно в ту ночь, но астронавты считали, что смерть на Земле была самым худшим вариантом.
Гас Гриссом, Эд Уайт и Роджер Чаффи были похоронены четыре дня спустя 31 января 1967 года. Гриссома и Чаффи должны были предать земле со всеми воинскими почестями на Арлингтонском национальном кладбище. Уайта, по его завещанию, следовало похоронить там, где и хотел быть похороненным его отец, в его альма-матер, в Вест Пойнте. Церемонию прощания с астронавтом первого отряда Гриссома и астронавтом третьего отряда Чаффи посетило много чиновников, включая и Линдона Джонсона. Джим Лоувелл и остальные астронавты второго отряда вместе с леди Берд Джонсон и Хьюбертом Хамфри поехали в Вест Пойнт. Лоувелл прилетел в академию Вест Пойнт на «Т-38» вместе с Фрэнком Борманом, его командиром во время полета «Джемини-7». После их двухнедельного полета в капсуле «Джемини», выполненной в форме анчоуса, они ни разу не встречались, но сейчас они большей частью молчали. Борман предложил вспомнить погибших пилотов, Лоувелл рассказал ему историю о запонках, а потом каждый захотел побыть в тишине.
Из двух сегодняшних церемоний, прощание с Уайтом было явно более простым. Похороны происходили в старой кадетской часовне, где присутствовало около девятисот человек. После службы Лоувелл, Борман, Армстронг, Конрад, Олдрин и Том Стэффорд подняли гроб на постамент, и после прощальных слов Уайта опустили в бетонную могилу.
В Арлингтоне все было пышнее. В сопровождении Президента, с пролетом истребителя «Фантом» над головами, с оркестром, горнистами, салютной командой и почетным караулом, выставленным вокруг могилы, с Гриссомом и Чаффи простились, как будто с губернаторами. Гроб с телом ветерана программы «Меркурия» Гриссома несли Ширра, Слэйтон, Купер, Карпентер, Алан Шеппард и Джон Гленн. Чаффи опустили в могилу летчики из авиации и члены его третьего отряда астронавтов. Президент Джонсон пробормотал слова сочувствия над их могилами. Его соболезнования были встречены весьма прохладно, ведь он был одним из тех, кто в последние годы вогнал космическую программу в нездоровый и безрассудный, галоп. Отец Чаффи, узнав Президента, когда они встретились над могилой, окинул его коротким взглядом, кивнул и снова отвернулся. Родители Гриссома вообще не смотрели в глаза Техасца.
Ораторы, конечно, чрезвычайно восхваляли достижения астронавтов. Гриссом был назван «пионером» и «одним из героев космической эры». Аналогичными почестями был осыпан Эд Уайт из Вест Пойнта. Только панегирик по Чаффи вызвал, как показалось, натянутые аплодисменты. Новичок в отряде астронавтов еще не летал выше, чем обычный пилот авиации, поэтому оды в честь ушедшего астронавта были скорее не в честь того, что он сделал, а в честь того, что он мог бы сделать.
По крайне мере, один человек в Арлингтоне знал, что Чаффи уже достиг больше, чем многие другие. Стоя среди монументов, Уолли Ширра вспоминал ту неделю в октябре 1962 года, когда он приехал Белый Дом для награждения медалью. Церемония оказалась заметно более формальной, чем аналогичные церемонии первых астронавтов. Не только из-за того, что пропала новизна программы «Меркурий», а скорее, потому что Президент Кеннеди думал о другом. Недавние разведывательные полеты над Кубой обнаружили на полях сахарного тростника ракетные шахты и пусковые установки и, самое главное, межконтинентальные баллистические ракеты. Хотя Ширра не мог этого знать, но когда он в тот момент стоял с женой и дочерью в Овальном Кабинете, другой пилот на другом разведывательном самолете взлетал в небо и держал курс на вражеский остров Кастро для сбора дополнительных сведений для Президента. Пилотом того самолета и был Роджер Чаффи.