Развитие полемики из «чудес Иисуса и Аполлония» в «Иисус против Аполлония» и даже «Иисус против Антихриста» являет собой болезненное зрелище: сменяющие друг друга отряды крепких бойцов с одной стороны, и в лучшем случае слабый протест — с другой. С какой печалью, должно быть, Иисус и Аполлоний смотрели — и продолжают смотреть — на эти жестокие и бесполезные распри вокруг их безгрешных личностей. Почему потомки противопоставляют воспоминания о них? Разве они противостояли друг другу при жизни? Разве так делали биографы после их смерти? Почему бы этой полемике не прекратиться со смертью Евсевия? Ведь Лактантий открыто признает положение (выдвинутое Иероклом, для доказательства которого последний упоминает Аполлония лишь как один пример из множества) о том, что «чудеса» не доказывают божественности. Мы основываем наши утверждения, говорит Лактантий, не на чудесах, но на исполнении пророчества[50]. Если бы вместо позиции Евсевия была возрождена эта, более разумная, то проблема Аполлония была бы рассмотрена в ее естественной исторической области еще четыре столетия назад. Сколько чернил и бумаги было бы сэкономлено!
С развитием критического метода научного анализа равновесие мнений наконец-то частично восстановилось. И нам приятно обратиться к работам, в которых предмет дискуссии избавляется от теологического обскурантизма и переносится в открытую область исторических и критических исследований.
Две книги Леграна д’Осси, появившиеся в начале прошлого столетия, оказались для того времени на удивление свободными от предвзятых мнений. Автор, без сомнения, достоин похвалы, поскольку продемонстрировал возможность исторической беспристрастности; однако научная критика в ту пору была еще слишком молода. Например, Кайзер, не особо вникая в предмет, решает, что повествование Филострата есть исключительно «fabularis narratio», но ему противостоит И.Мюллер, отстаивающий наличие в документе действительного исторического фрагмента. Но лучше всех рассматривает источники Йессен[51]. В работе Приоля речь идет исключительно об индийском периоде жизни Аполлония, поэтому она не представляет никакой ценности с точки зрения критического подхода в рассмотрении первоисточников. Из всех предыдущих работ наиболее продуманными представляются труды Шассаня и Бальцера, ибо оба автора осознают возможности психической науки, хотя и ограничиваются главным образом спиритическими феноменами.
Что же касается несколько тенденциозной книги Тредуэлла, написанной на английском языке и потому доступной читателю, то она в основном имеет реакционный характер и служит ширмой для злобной критики христианских источников с секуляристской точки зрения, отрицавшей саму возможность «чуда» в любом смысле слова. В книге приводится множество хорошо известных нумизматических и других сведений, которые совершенно не относятся к делу, но являются для автора новыми и удивительными. На титульном листе издания приведена карта, отображающая маршруты путешествий Аполлония, но ссылок на текст Филострата почти нет. Тредуэлл действительно нигде не показывает нам, что работает с самим текстом. Тема Аполлония служит для него лишь оправданием написания бессвязной диссертации о первом столетии в его собственном видении. Все это весьма прискорбно, ибо, за исключением перевода Беруика, который практически невозможно достать, на английском языке не существует ничего ценного для обычного читателя[52]; разве что короткий очерк Синнетта, имеющий скорее описательный характер, чем критический или пояснительный.
Так выглядит история мнений об Аполлонии; а теперь мы перейдем к Аполлонию в сочинении Филострата и попытаемся, когда это возможно, найти следы, оставленные этим человеком в истории, и прояснить характер его жизни и деятельности.
• Часть VI •
БИОГРАФ АПОЛЛОНИЯ
Флавий Филострат — автор единственной дошедшей до нас «Жизни Аполлония»[53]. Замечательный писатель и мыслитель жил в последней четверти II — первой половине III века (примерно 175245 гг.). Им был организован известный литературный салон при императрице- философе[54] Юлии Домне, путеводной звезды Империи при правлении ее мужа Септимия Севера и сына Каракаллы. Все три члена императорской фамилии изучали оккультные науки; в те давние времена оккультные науки, как добрые, так и злые были предметом всеобщей страсти. Скептически настроенный Гиббон пишет в своей статье о Севере и его знаменитом наследнике: «Подобно большинству африканцев, Север со страстью предавался пустому изучению магии и гадания, отлично разбирался в толкованиях сновидении и знамении и был хорошо знаком с наукой судейской астрологии, которая почти во все времена, за исключением нынешнего, властвовала над умами людей. Первую жену он потерял, когда был губернатором Лионской Галлии. При выборе второй он хотел соединиться именно с избранницей судьбы; и как только узнал, что у молодой женщины из сирийского города Эмеса царский гороскоп[55] добился ее руки. Юлия Домна[56] (ибо так ее звали) заслужила все то, что обещали ей звезды. Она была необыкновенно хороша даже в преклонном возрасте[57], живость ее воображения сочеталась с решительностью характера и рассудительностью, столь редкой для ее пола. Эти качества никогда не производили впечатления на темный и завистливый нрав ее мужа[58]. Но при правлении сына она занималась основными делами Империи с осмотрительностью, поддерживающей его авторитет, и со сдержанностью, которая иногда компенсировала его дикие выходки. Юлия довольно успешно занималась литературой и философией и пользовалась отличной репутацией. Она была покровительницей всех искусств и другом всех гениев»[59].
50
Эго должно было по крайней мере вернуть Аполлония в его естественное окружение и ограничить вопрос божественной природы Иисуса соответствующими иудейско-христианскими рамками.
51
Я не могу высказать свое мнение о книге Нильсена, так как не знаю датского языка, но она производит впечатление тщательно проработанного трактата с обилием ссылок.
52
«Языческий Христос» Ревиля искажает тему, а отношение к вопросу Ньюмена позволяет считать его работу анахронизмом для XX века.
53
Состоящей из восьми книг, написанных на греческом, под общим заглавием
54
56
Более правильно — Домна Юлия; Домна — это не сокращенная форма от «Домина», а сирийское имя императрицы.