Таковы источники сочинения Филострата. К сожалению, теперь они нам недоступны, за исключением разве что нескольких писем. Причем, получение информации не составило для Филострата особого труда, так как в заключение (VIII, 3) он сообщает нам, что совершил путешествия в большинство частей «света» и повсюду слышал «восторженные отзывы»[68] об Аполлонии. К тому же он хорошо знал храм, выстроенный на императорские деньги в память о философе в Тиане («ибо императоры не считали его недостойным таких же почестей, которые воздавали себе»). Надо полагать, что жрецы этого храма владели большой информацией об Аполлонии.
Следовательно, при тщательном критическом исследовании сочинения Филострата нам следует принимать во внимание все эти факторы и попытаться свести каждое утверждение к его оригинальному источнику. Но и на этом задача историка не ограничивается, ибо совершенно очевидно, что Филострат основательно «украсил» свое повествование многочисленными примечаниями и дополнениями, а также речевыми фигурами. Так как античные писатели не отделяли свои примечания от основного текста и не обозначали их каким-либо особым способом, нам следует постоянно быть начеку, чтобы выявить оригинальные источники по примечаниям автора[69]. Филострат часто упоминает какое-либо имя или тему, чтобы показать свои собственные познания, имеющие подчас фантастическую природу. Особенно это проявляется в описании индийских путешествий Аполлония. Индию тогда считали «краем света» (как, собственно, и долгое время после) и вокруг нее циркулировало огромное количество удивительнейших «рассказов путешественников», мифов и легенд. Достаточно лишь почитать рассказы об Индии[70] начиная со времени Александра, чтобы обнаружить источник большинства тех удивительных случаев, которые Филострат описывает как произошедшие с Аполлонием. Вот один пример из доброй сотни: Аполлонию пришлось пересечь Кавказ (неясное название некоей гигантской горной гряды, опоясывающей северные пределы Арьяварты). А Прометей был прикован цепями именно на Кавказе, — об этом уже несколько веков рассказывали детям. Следовательно, если Аполлоний пересек Кавказ, то он должен был видеть эти цепи. Так оно и было, убеждает нас Филострат (II, 3). Более того, он предлагает и дополнительную информацию — о том, что нельзя было понять, из чего эти цепи сделаны! Но после прочтения МеГа- стения длинный рассказ Филострата об индийских путешествиях Аполлония (I, 41 — III, 58) станет несколько короче: выясняется, что наш известный автор просто заполняет страницу за страницей вставка ми из различных доступных ему текстов, посвященных Индии[71]. По словам этих авторов, например, Порус[72] (раджа, побежденный Александром) был древним царем Индии. Дело в том, что, рассказывая об Индии или другой малоизвестной стране, писатель в то время был вынужден использовать все связанные с нею популярные легенды, иначе у него оставалось мало шансов на внимание читателей. Нужно было придать повествованию «местный колорит», что особенно касается сочинения Филострата, построенного по всем правилам ораторского искусства.
К тому же было принято вставлять в повествование заранее подготовленные речи, вкладывая их в уста хорошо известных участников исторических событий. Хорошим примером сказанному могут послужить сочинения Тукидида и «Деяния Апостолов». Так поступает и Филострат.
Но пускаться в детальное исследование этой темы стало бы слишком долгим делом (хотя автор сделал примечания для всех подобных моментов) и пришлось бы написать не обзор, а целую книгу. Поэтому мы отмечаем лишь некоторые подобные моменты, дабы читатель был всегда начеку и мог отделить слова Филострата от текста первоисточников[73].
Разумеется, мы должны отчетливо понимать важность критического подхода, когда речь заходит об определенных исторических фактах, нам также следует остерегаться выводов, сделанных с точки зрения современных предубеждений. Есть лишь одна античная литература, к которой на Западе всегда относились с настоящей симпатией, — иудейско-христианская. В ней одной хорошо разбирались. Другая античная литература, трактующая религиозные вопросы иначе, чем иудаизм или христианство, казалась чуждой, а непонятное или необычное в ней даже вызывало отторжение. Высказывания и дела еврейских пророков, Иисуса и апостолов украшались стилистическими приемами и толковались лучшими умами того времени. Тогда как высказывания и дела других пророков и учителей по большей части становились предметом самой беспощадной критики, причем не делалось никакой попытки понять их точку зрения. Если бы суждения всегда были беспристрастными, то сегодня в мире было бы больше сочувствия, широты взглядов, понимания природы, людей и самого Бога, — а в целом, больше душевного опыта.
69
Очень редко можно найти столь ясное указание, как например, в I, 25: «Вот что мне удалось узнать... о Вавилоне».
70
См.: , Megasthenis Indica (Бонн, 1846); , Древняя Индия в описании Магестания и Арриана (Калькутта, Бомбей,
71
Еще один хороший пример — очерк о слонах, который Филострат взял из «Истории Ливии» Юбы (II, 13, 16).
73
Филострат вовсе не скрывает своих приукрашиваний. См., например, II, 17, где он говорит: «Но я не буду ничего говорить по поводу змей, способ охоты на которых описывает Дамас».