- Молчи... - дрожащим голосом промолвил человек, - ты сам вселяешь страх, пугая даже слабым дуновением ветра.
- А ты уверен? У тебя слишком сильное воображение. Ветер, листья, скрип двери... Все это вполне обычно в погожий вечер. Но да, мои силы действительно внушают страх. Но людям свойственно бояться. И благо, что вам есть чего страшиться.
Голос скрипел, продолжал ухать временами, а человек уже догадывался, что разговор подходит к концу. Обхватив руками голову, он сидел, упершись локтями в согнутые колени. Пленник страха просто промолчал. Тревога вьюжила в бешено стучащем сердце, паника завладевала встревоженным сознанием, мысли перемешивались, перекрикивая друг друга, и дерзким скрипом отдавались в готовой взорваться голове. Глаза обеспокоенно метались из стороны в сторону, будто тщетно пытаясь найти выход там, где его нет... Было страшно до абсурда. Безудержный, неведомый доселе страх дробью отдавался в пульсирующих перепонках, и желание сжаться и исчезнуть не покидало ни на секунду. Ужас заплывал в остолбеневшую, лишенную возможности мыслить от острых осколков отчаянья душу. Как кошмар, ставший явью, словно чёрное солнце на светлом полотне небосвода или тысячи иголок по телу, страх рывком ворвался под кожу, проводя когтями по мышцам и отдаваясь диким холодом в костях. Лёгкие сжимались резко от частых вздохов и выдохов - дыхание с трудом восстанавливалась, кольцо мрачных деревьев казалось клеткой, из которой невозможно выбраться. Смятение и беспокойство не покидали душу, мрачное небо давило на всполошенный рассудок, и холод прокрадывался до сердца, взрываясь паникой секунду позднее, подавленной чувством безысходности. Кричать! Хотелось кричать до потери голоса, бежать куда глаза глядят, проснуться и не переживать это снова. Каждый миг переживался остро, и расширенные зрачки в ужасе посмотрели в одну точку, пока сердце по-сумасшедшему билось в груди, не давая спокойно дышать. Этой точкой стали два огонька. Зеленый и синий, сияющие ярче быть может на фоне вечернего сумрака. Огоньки появились в воздухе совсем близко от человека. Они словно изучали собеседника поневоле, давали некое спокойствие. Неизбежность начинала давить на мозг, человек успокаивался, если можно так выразиться. Ужас сменялся отрешенностью от жизни, нечто высасывало всю тягу жить, бежать, прятаться.
- Но почему я?..
- Ты считаешь это несправедливым? Я просто говорю с тобой, ты живой. Что же такого в том, что именно ты? Сегодня ты, послезавтра не ты... Расскажи мне, почему же палач в отставке живет вдали от людей? Боишься той самой расплаты?
- Я делал то, что меня заставляли делать...
- Ты делал то, за что тебе платили. Не более. Ты видел столько отрубленных голов, ты сам казнил многих... А при встрече со мной ты просто трус. Чем же я страшнее обезглавленного трупа?
- Я не один... Ты же пришел не из-за казней, есть что-то большее, - человек, покачиваясь, попытался встать, не желая оставаться на уровне уставившихся на него огоньков.
- Неужели? - голос медленно шел на убыль, в противовес поднимающемуся ветру. - Я не являюсь справедливостью или наказанием всех виновных. Я могу прийти к кому угодно. Но в чем-то ты прав. Банально судить тебя только за казни. Ты виновен передо мной. Не удивил совершенно, даже не боролся толком за свою жизнь. Нужна ли она тебе?
Человек бросил безуспешные попытки встать на ослабшие ноги, поднял глаза на огоньки и пробормотал:
- И что же, убьешь меня так, как я когда-то казнил?
Молчание встретило его последним глубоким вздохом. Его собственным. Из леса со свистом промчалось нечто тонкое, пробивая череп человека. Стрела упокоила жертву, заставив ее упасть без звука, кровь текла по лбу, по сути делая то, что лучше всего умеет делать. Капли обагряли траву у лица мертвеца, а в воздухе исчезали зеленый и синий огоньки, прерывистый нечеловеческий лающий вздох последний раз нарушал тишину... По поляне скользнула в сумраке тень, мимо тела. Стрела, застрявшая в голове мертвого человека, исчезла....