Ересиарх Мисрандил Богохульник
5.
.
Х.Л. Борхес. Притча о дворце.
Конец эпиграфов
и любых воспоминаний о них.
***
Определённый интерес у читателя может вызвать эссе Воорта о Мисиме, который, как все мы помним, поставил в конце своей жизни жирную точку на военной базе близ Токио.
Эссе, названное писателем «Дон Кихот Токийский», предваряет два эпиграфа, мастером которых, как мы могли убедиться ранее, он являлся.
Первый эпиграф взят из первого романа Ю. Мисимы «Исповедь маски»: «Меня манила стезя Дон-Кихота. Ведь в его эпоху многие увлекались чтением рыцарских романов, но лишь одному безумному идальго взбрело в голову претворить литературу в жизнь. Разве не был я похож на Дон-Кихота?».
Второй эпиграф – предсмертное стихотворение японского писателя, к 50-летней годовщине смерти которого было приурочено написание голландским мастером слова вышеупомянутого эссе:
«Вечерние ветры
Вишнёвый цвет обрывают,
И людям, и миру
Говоря:
«Не страшитесь смерти».
Позволю себе привести отрывок из данного творения Воорта, дабы помочь читателю понять ход его рассуждений:
«Не претендую на сообщение истины в последней инстанции и истины вообще, ибо о какой истине можно говорить человеку, ещё не существовавшему в то время как человек, о котором он пишет, уже перестал существовать в обыденном понимании этого слова, и делающему свои умозаключения на паре десятков книг Мисимы и о Мисиме?
***
Вот уже полвека миновало с того момента, как Кимитака Хираокэ отправился в самурайский рай прямиком с военной базы Итигая.
Вот что по поводу самоубийства Мисимы писали японские газеты:
反民主主義的な行動は断じて許されないという主旨のものであった
Честно говоря, мне ничего не понятно, как, я думаю, и большинству читателей. Примерно таким же образом восприняло добровольную смерть писателя и большинство народонаселения Страны молодых побегов риса, да и всего остального мира.
Что роднит Мисиму к хитроумным идальго дон Кихотом Ламанчским?
Должен признать, любители вглядываться в детали найдут всё же больше различий, чем сходства между персонажем Сервантеса и жителем Токио Мисимой.
Действительно, первый – лишь идея человека, второй же – человек идеи – идеи красоты смерти.
Первый, в силу беспомощного состояния разума, не способен был прояснить для себя театральность жизни, второй же, прекрасно понимая эту идею, каждый день творил театральные представления. Не стал исключением и его последний день – 25 ноября 1970 г., когда Мисима устроил театрализованное представление на базе сил самообороны, который можно отнести к одному из лучших перформансов в истории рода людского, несмотря4 на всю его абсурдность и зловещий тон.
Вместе с тем, нельзя не отметить и сходства между двумя этими лицами: одним – персонажем своего писателя, другим – писателем своих персонажей. И тот и другой по большому счёту боролись с ветряными мельницами, находясь под впечатлением от идей рыцарства и не до конца понимая, вернее, отказываясь понимать, что времена рыцарства уже миновали.
Трижды крикнув: «Да здравствует император!»; Мисима прекрасно знал об отречении императора от инициаторов монархического бунта в 1936 г. Именно поэтому самоубийство на военной базе и нельзя расценивать иначе, чем спектакль – «бессмысленный и беспощадный».
***
Следует заметить, что К. ван ден Воорт был ещё и замечательным, вдумчивым читателем, то есть не был, если можно здесь напомнить известный анекдот про чукчу-писателя, который, как известно, не читатель.
Полны смысла и выдают глубокую эрудированность его заметки по поводу прочитанных им книг. Большим упущением с моей стороны будет не привести здесь ряд таких заметок «на полях».
***
«Фрейдовское «Я и Оно» приобретает зловещий смысл после прочтения небезызвестного романа С. Кинга (имеется в виду «Оно» – прим. сост. обз.), в том числе и тот, что Фрейд de facto составил некое исследование о злобном клоуне внутри каждого из нас».
***
«Литература смешна. Всё эти художественные вымыслы от людей, ни черта не смыслящих в жизни, – чему они способны научить? Писатель, поскольку он зарабатывает своей писаниной, работает на потребу публики, которая способна переваривать сказки о добре и зле только с хорошим концом, воспринимать убийство абстрактного человека не в качестве чьей-то трагедии, но в качестве повода к никчёмному размышлению, к зарядке для мозгов.