— Тише, милый мой, — протянула Третья, хотя это прозвучало как «билый бой», — не кипятись почем зря. Дай мне всё разъяснить.
— Давай, — отрезал Второй и умолк.
— Мы уже давно приняли решение, Актеон Сельвийский, что рано или поздно тебе придется рассказать одну из тёмных тайн Магистрата. — Знамена вновь зашептались. — Но прошу набраться терпения, в данный момент речь пойдет не о тайнах.
— Н-но зачем тогда…
— За тем, — опередила Третья, — чтобы предупредить твои сомнения в нашей неискренности, которые могут возникнуть в ходе объяснений.
Актеон не переставал внимательно слушать, но и не переставал анализировать услышанное:
«Значит, Совет Избранных планирует посвятить меня в какую-то тайну? Для них это огромный риск, а для меня — огромная честь. Похоже, они только прощупывают во мне почву преданности».
— Ты ведь прекрасно знаешь, Актеон Сельвийский, что Магистрат действует только во имя всеобщего блага и порядка. В Кархелле есть множество открытых и ещё больше неоткрытых видов магии. Если они попадут в мелкие руки, например, бандита или алчного барона, то он сможет использовать магию во зло или ради своих корыстных целей. Магистрат существует ради того, чтобы оградить простых смертных от той силы, которую они не смогут сдержать в узде. Магия глифов лучше всего подходит для контролируемого пользования, так как проста в изучении и исследовании. Но даже этот простой вид магии лишь немногим дано освоить. И если его будут осваивать за пределами магистратских университетов, а также за пределами королевских династий Двенадцати Королевств, то катастрофы не избежать. Так случилось с городом Патория четыре года назад, и так случилось с Данвером полгода назад.
А теперь представь, что новый, неизведанный вид магии скрестят с еще одним неизведанным видом магии? От глифов, по меньшей мере, знаешь, чего ожидать. Но нельзя предотвратить катастрофу, когда даже не имеешь понятия, что она из себя представляет. Я веду к тому, что Осколочные доспехи известны Совету лишь по твоим показаниям, Актеон. Если враг найдет способ скрестить два вида магии: Осколочные доспехи и Relicto Morten, то получится неведомая гремучая смесь. И она будет в руках врага. Врага, с кем Магистрат ведет скрытую войну.
— Но кто этот враг? — воспользовавшись паузой, спросил Актеон. — Шамаха?
— Шамаха — слуга Феи Темной, как и близнецы-мадори. По всей вероятности, за всем этим стоит организация мифической Феи Темной, равная Магистрату по уровню магических технологий, но ограниченная в численном составе… Однако, если она перегонит Магистрат в обладании магическими технологиями, то отставание по численности не будет решающим.
В прошлую встречу Актеона не покидало ощущение, что Избранные не до конца откровенны. Да, они скрывали всю правду, но во благо. Они следовали по пути благодетели, просто об этом говорили. Некоторые тайны могут всплыть наружу и породить беспорядок, поэтому раскрывать их всем подряд — неразумный ход.
— У Феи Темной уже есть технология создания Осколочных доспехов. И если мощь доспехов скрестить с интеллектом Relicto Morten… то, возможно, получится создать разумный доспех, как полностью автономную боевую единицу.
Встречные порывы ветра перестали ласкать лицо. Теперь они нахлестывали сплошные оплеухи. Актеон выдернуло из сна чувство удушья.
«А, это всего лишь ветер… — он отвернулся в сторону, чтобы отдышаться. — Похоже, пока я спал, ветер сменил направление. Странно. Ветер должен дуть нам в спину, как попутный. Со стороны берега ветер обычно не дует, а мы должны как раз направляться к берегам Морвеи… Что-то тут определенно не складывается».
Тут он заметил у борта офицера Зака. Он стоял к Актеону спиной и глядел в море.
Актеон подошел к лестнице на верхнюю палубу. И увидел, как офицер-лекарь бросал в воду какие-то обрывки бумаги.
Короткие, но густые каштановые волосы Зака развевались на ветру. Новая маска вдоль середины лица скрывала отсутствие носа. Она была в форме лодочки, с бугорком там, где должен быть нос. А под бугорком — две дырочки для дыхания. Держалась маска на четырех ремешках, что затягивались на затылке под волосами.
Зак де Сама стоял, заглядывая за борт, куда медленно и понемножку рвал бумагу в мелкие клочки. Он смотрел, как ветер уносит клочки далеко в бурлящее море. Когда листы кончались, он касался пальцем глифа жизни на поясе. В свободной руке появлялся сначала плоский кусок древесины, а затем стопка квадратных листов бумаги.