«Совет действительно мне настолько доверяет, что раскрывает секреты, известные лишь кардиналам?»
— … но дело в том, — продолжил Второй, — что Relicto Morten попал в руки врага!
— Тише, милый мой, — протянула Третья, хотя это прозвучало как «билый бой», — не кипятись почем зря. Дай мне всё разъяснить.
— Давай, — отрезал Второй и умолк.
— Мы уже давно приняли решение, Актеон Сельвийский, что рано или поздно тебе придется рассказать одну из тёмных тайн Магистрата. — Знамена вновь зашептались. — Но прошу набраться терпения, в данный момент речь пойдет не о тайнах.
— Н-но зачем тогда…
— За тем, — опередила Третья, — чтобы предупредить твои сомнения в нашей неискренности, которые могут возникнуть в ходе объяснений.
Актеон не переставал внимательно слушать, но и не переставал анализировать услышанное:
«Значит, Совет Избранных планирует посвятить меня в какую-то тайну? Для них это огромный риск, а для меня — огромная честь. Похоже, они только прощупывают во мне почву преданности».
— Ты ведь прекрасно знаешь, Актеон Сельвийский, что Магистрат действует только во имя всеобщего блага и порядка. В Кархелле есть множество открытых и ещё больше неоткрытых видов магии. Если они попадут в мелкие руки, например, бандита или алчного барона, то он сможет использовать магию во зло или ради своих корыстных целей. Магистрат существует ради того, чтобы оградить простых смертных от той силы, которую они не смогут сдержать в узде. Магия глифов лучше всего подходит для контролируемого пользования, так как проста в изучении и исследовании. Но даже этот простой вид магии лишь немногим дано освоить. И если его будут осваивать за пределами магистратских университетов, а также за пределами королевских династий Двенадцати Королевств, то катастрофы не избежать. Так случилось с городом Патория четыре года назад, и так случилось с Данвером полгода назад.
А теперь представь, что новый, неизведанный вид магии скрестят с еще одним неизведанным видом магии? От глифов, по меньшей мере, знаешь, чего ожидать. Но нельзя предотвратить катастрофу, когда даже не имеешь понятия, что она из себя представляет. Я веду к тому, что Осколочные доспехи известны Совету лишь по твоим показаниям, Актеон. Если враг найдет способ скрестить два вида магии: Осколочные доспехи и Relicto Morten, то получится неведомая гремучая смесь. И она будет в руках врага. Врага, с кем Магистрат ведет скрытую войну.
— Но кто этот враг? — воспользовавшись паузой, спросил Актеон. — Шамаха?
— Шамаха — слуга Феи Темной, как и близнецы-мадори. По всей вероятности, за всем этим стоит организация мифической Феи Темной, равная Магистрату по уровню магических технологий, но ограниченная в численном составе… Однако, если она перегонит Магистрат в обладании магическими технологиями, то отставание по численности не будет решающим.
В прошлую встречу Актеона не покидало ощущение, что Избранные не до конца откровенны. Да, они скрывали всю правду, но во благо. Они следовали по пути благодетели, просто об этом говорили. Некоторые тайны могут всплыть наружу и породить беспорядок, поэтому раскрывать их всем подряд — неразумный ход.
— У Феи Темной уже есть технология создания Осколочных доспехов. И если мощь доспехов скрестить с интеллектом Relicto Morten… то, возможно, получится создать разумный доспех, как полностью автономную боевую единицу.
Встречные порывы ветра перестали ласкать лицо. Теперь они нахлестывали сплошные оплеухи. Актеон выдернуло из сна чувство удушья.
«А, это всего лишь ветер… — он отвернулся в сторону, чтобы отдышаться. — Похоже, пока я спал, ветер сменил направление. Странно. Ветер должен дуть нам в спину, как попутный. Со стороны берега ветер обычно не дует, а мы должны как раз направляться к берегам Морвеи… Что-то тут определенно не складывается».
Тут он заметил у борта офицера Зака. Он стоял к Актеону спиной и глядел в море.
Актеон подошел к лестнице на верхнюю палубу. И увидел, как офицер-лекарь бросал в воду какие-то обрывки бумаги.
Короткие, но густые каштановые волосы Зака развевались на ветру. Новая маска вдоль середины лица скрывала отсутствие носа. Она была в форме лодочки, с бугорком там, где должен быть нос. А под бугорком — две дырочки для дыхания. Держалась маска на четырех ремешках, что затягивались на затылке под волосами.
Зак де Сама стоял, заглядывая за борт, куда медленно и понемножку рвал бумагу в мелкие клочки. Он смотрел, как ветер уносит клочки далеко в бурлящее море. Когда листы кончались, он касался пальцем глифа жизни на поясе. В свободной руке появлялся сначала плоский кусок древесины, а затем стопка квадратных листов бумаги.
И Зак вновь методично рвал бумажки одну за другой.
Сверху доносилось трепыхание косых парусов, так похожее на шепот знамен во сне. За бортом раздавался шум тяжелых бурлящих волн. Казалось, с каждой минутой они становятся всё темнее, приглушая цвет морской синевы. Вокруг открывался унылый серый пейзаж моря, от вида которого сердце глодала тревога.
«Приближается морской шторм. Сомнений нет. Хромая каравелла потонет, если не доберется до берега» — подумалось Актеону.
Он встряхнул головой, отгоняя пессимистичные прогнозы. Направился в жилые каюты, где нет ветра.
«Боже милостивая, ну и тоска. Скорей бы уже оказаться в Раме. Там хоть королевские дворцы теплые».
Тут же следом Актеона осенила другая мысль:
«Хочу сладкий зефир. С чаем».
Интерлюдия 1. Гаран и Зирана Шульц
Два года назад. 903 г.
Зирана сидела на табурете у точильного камня и со скрежетом точила алебарду.
Проходя мимо, Гаран кинул ей адамантовую перчатку и уселся возле камина.
— На, лови, кузнец просил передать.
Та принялась надевать и проговорила:
— Удалось у него выпросить ещё железных доспехов для манекенов?
Гаран уселся на ковер перед камином.= и вытянул руки над потрескивающем огнём.
— О-о, как только я зарекнулся о манекенах, так он меня чуть слюной не забрызгал. Говорит, и так задолбался по двадцать раз переплавлять один и тот же металл, а другого жалко. Мол, ни дня не проходит, как новехонькие тренировочные доспехи привозят ему в тележке, разбитые и смятые в труху. А ещё добавил, что пожалуется самой Госпоже на это безобразие.
— Вовт дувень, — пробормотал Зирана, прикусив зубами ремешок, чтобы застегнуть ремень от перчатки на запястье.
— А ты что думаешь, Линталия? — мягко спросил Гаран, когда ее миниатюрная версия появилась со вспышкой искр.
Птица распушила искрящиеся крылья и вытянула шею, принялась греться у камина. Услышав вопрос, она издала короткий соколиный возглас.
— Говорит, что тебе нужно почаще вылезать из тренировочного зала, а то без свежего воздуха у тебя голова дурнеет.
— Передай, чтоб она шибко тут не кукарекала.
— Она слышала. — Гаран поцокал языком. — Действительно, Линталия, зачем так грубо?
— Боже, Гаран, ты ведь понимаешь, что говоришь сам с собой? — Она подняла руку в перчатке над головой и попробовала сжать, чтобы прочувствовать силу. — Найди уже себе девушку вместо этой курятины.
Он ответил с выражением старца, познавшего истину:
— Женщины ведут к душевной дисгармонии...
— Что, Аника отказала?
— Да. — Он вмиг сделался хмурым. — Как и Гида, Жизелла, Стейси. Дальше нескольких встреч и первого свидания дело не доходит. Они все считают меня чокнутым.
— Оно и немудрено, когда видят твои беседы с воображаемыми питомцами.
Линталия махнула крыльями и костер вспыхнул желтыми молниями. Затем стал медленно стихать.
— Разве воображаемые существа могут так?
— Нет, но обычный несведущий человек просто испугается молний в огне и убежит. Твою Линталию могут видеть только другие мадори. Коих, я тебе скажу, один на миллион.