Для претворения этих планов в жизнь было подготовлено очередное "народное возмущение". Весной 1547 года столица напоминала пороховую бочку в прямом и переносном смысле: в кремлевских башнях сложили огромные запасы "пушечного зелья", а на московских посадах толпилось невиданное раньше количество разоренного и разбойного люда (17). С апреля то тут, то там в городе вспыхивали пожары, собирались толпы недовольных. 21 июня на Воздвиженке начался пожар, названный впоследствии "Великим". За 10 часов выгорело 25 000 дворов, взорвались кремлевские стены. Погибло от 1700 до 3700 человек (18). И сразу же поползли слухи, что город подожгли Глинские с помощью колдовства. Эго была работа заговорщиков: царского духовника Ф. Бармина, князя Скопина-Шуйского, боярина И. П. Федорова-Челяднина, князя Ю. Темкина-Ростовского, Ф. М. Нагого и Г. Ю. Захарьина (19). На заседании Думы 23 июня они открыто обвинили царскую родню в поджоге. Царь удивился, но поручил создать комиссию для расследования дела. Сами же заговорщики и возглавили следствие. Не мудрствуя лукаво, они собрали на кремлевской площади вече и спросили народ: кто жег столицу? Наемники в толпе закричали: "Глинские!". Этого "доказательства" оказалось достаточно, судьба Глинских была решена. Неосторожно пришедший на вече Юрий Глинский пытался укрыться в Успенском соборе, но его выволокли оттуда и "всем миром" забили камнями на площади. Начался направляемый незримой рукой погром. Разгромили дворы Глинских и их людей, перебили ополченцев из Северской земли, на которых Глинские пытались опереться в борьбе за власть. Из ссылки были вызваны одиозные Шуйские. Уже одно это говорило о том, кто стоял за беспорядками.
Царь, справедливо опасаясь за свою жизнь, выехал 26 июня в загородный дворец. Два дня город оставался во власти мятежников. Заговорщики пустили новый слух о том, что Глинские вызвали к Москве крымцев. Бунтовщиков вооружили, но, как оказалось, не для отпора татарам: 29 июня они двинулись к селу Воробьеву, где находился царь. Во главе толпы шел городской палач (20). Окружив дворец, мятежники потребовали выдачи Анны и Михаила Глинских. Шуйские советовали царю выполнить все требования толпы, но Иоанн проявил твердость характера и порядок был восстановлен. Карамзин утверждает, что бунтовщики были разогнаны выстрелами (21). Однако, более достоверна другая версия; бояре-заговорщики, державшие мятеж "под контролем", без труда убедили толпу разойтись. "Поддавшись уговорам царского окружения, черные люди ни с чем отправились восвояси" (22). Наступило спокойствие и… новое боярское правление. Карамзин считал, что "истинные виновники бунта, подстрекатели черни, князь Скопин-Шуйский с клевретами обманулись, если имели надежду, свергнув Глинских, овладеть царем" (23). Но список членов "Избранной Рады" недвусмысленно свидетельствует о победе удельно-княжеской партии: кроме Адашева и Сильвестра в нее вошли представители только самых аристократических фамилий страны (24).
1. Валишевский К. Иван Грозный. - Воронеж, ФАКТ, 1992, с. 139-140.
2. Кобрин В. В. Иван Грозный. - М., Московский рабочий, 1989, с. 24-25.
3. Валишевский К. Указ, соч., с. 139.
4. Там же, с. 137-138.
5. Там же, с. 139.
6. Пайпс Р. Россия при старом режиме. o М.. Независимая газета, 1993, с. 93.
7. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. - М., Мысль, 1993, с. 250.
8. Валишевский К. Указ, соч., с. 140
9. Кобрин В. Б. Указ, соч., с. 29.
10. Валишевский К. Указ, соч., с. 140.
11. Там же, с. 140.
12. Там же, с. 150.
13. Митрополит Иоанн Ладожский. Самодержавие духа. - СПб., Царское дело, 1995, с. 141.
14. Кобрин В. Б. Указ, соч., с. 53.
15. Валишевский К. Указ, соч., с. 147.
16. Там же, с. 150.
17. Зимин А. А., Хорошкевич А. Л. Россия времена Ивана Грозного. - М., Наука, 1982, с.
18. Там же, с. 40.
19. Карамзин Н. М. Предания веков. - М., Правда, 1987, с. 559.
20. Кобрин В. 5. Указ. соч… с. 31.
21. Карамзин Н. М. Указ, соч., с. 560.
22. Зимин А. А., Хорошкевич А. П. Указ, соч., с. 41.
23. Карамзин Н. М. Указ, соч., с. 560.
24. Костомаров Н. И. Указ, соч., с. 253.
3. СИНКЛИТ
Именно эти люди вывели на авансцену истории новых временщиков. Момент был выбран психологически верно: шестнадцатилетний царь остался один на пепелище своей столицы, перед лицом мятежной толпы, среди коварных придворных, которым он не мог доверять. Неизвестно, что сделал Адашев, чтобы стать из простого постельничего близким советником государя, зато Сильвестр проявил себя в полной мере. Он появился на фоне пожара "с подъятым перстом, с видом пророка", напугал впечатлительного и набожного Иоанна Судом Божиим, "представил ему даже какие-то страшные видения, потряс душу и сердце, овладел воображением и умом юноши" (1). С этого времени царь оказался под неусыпной опекой Сильвестра. Тогда же к царю был "случайно" приближен Адашев. Два "разночинца", якобы невзначай встретившиеся у тропа, организовали дуумвират и стали править страной, подбирая помощников по своему вкусу. Но гордые Рюриковичи на этот раз спокойно взирали на пополнение администрации людьми незнатного происхождения.
Многие историки указывали на совпадение интересов "дуумвирата" и удельных князей, но считали, что это "противоестественное объединение" сложилось в результате случайных политических подвижек. По Валишевскому. Сильвестр и Адашев "после некоторых колебаний… примкнули к оппозиционному лагерю, где пытались составить свою группу, в которой присваивали руководящую роль. Они были предметом горячей защиты со стороны Курбского. Это устраняет сомнения в действительной политической роли Сильвестра и Адашева" (2). На самом деле все было проще. Выше упоминалось о старых связях временщиков с князем Владимиром Старицким и с Курбским. Эти аристократы были основными противниками державной политики Иоанна на протяжении многих лет. Новые любимцы царя не играли самостоятельной роли, но были послушными марионетками этих людей, о чем свидетельствует проводимая дуумвиратом политика.
Войдя во власть, Сильвестр оказался не смиренным иереем, а "ловким царедворцем с повадками пророка и претензиями на чудотворение" (3). Он и "подобный земному ангелу" (4) Адашев оттеснили на задний план важнейший орган государственной власти - Боярскую Думу. Властолюбцы поработали так обстоятельно, что с 1551 г. Дума прекратила проводить регулярные заседания (5). Реальную власть в стране все больше и больше забирала бывшая оппозиция, неожиданно превратившаяся в личный совет царя - "синклит" под номинальным главенством временщиков. С "легкой руки" Курбского этот совет известен в истории под южнорусским названием "Избранная Рада". В нее вошли представители высшей знати: князья Дм. Курлятов (Курлятев), А. Курбский. Воротынский, Одоевский, Серебряный, Горбатый, Шереметевы, Михаил, Владимир и Лев Морозовы, Семен Лобанов-Ростовский (6). "Без совещания с этими людьми Иван не только ничего не устраивал, но даже не смел мыслить. Сильвестр до такой степени напугал его, что Иван не делал шагу, не спросив у него совета; Сильвестр вмешивался даже в его супружеские отношения. При этом опекуны Ивана старались, по возможности, вести дело так, чтобы он не чувствовал тягости опеки и ему бы казалось, что он по-прежнему самодержавен" (7), - писал Костомаров. Синклит сумел ввести серьезные, в том числе и законодательные, ограничения самодержавной власти. Избранная Рада вела государственные дела втайне от царя; лишила Иоанна права жаловать боярский сан и присвоила это право себе; самовольно и в нарушение прежних законов раздавала звания и вотчины, покупая, таким образом, новых сторонников, наполняя ими администрацию и настраивая против царя (8).
Конечно, политическое положение Иоанна, особенно в первые годы правления дуумвирата, было весьма зависимым. Но Костомаров, без сомнения, преувеличивал, когда писал о том, что царь не смел и мыслить без ведома Сильвестра. Государь имел свой взгляд на сущность государственной власти и просто не спешил ознакомить с ним временщиков, не без основания опасаясь их сильных и многочисленных сторонников. Однако, и царь уже не был одинок. 8 сентября 1549 года ему был подан проект реформ И. С. Пересветова. Автор критиковал засилье бояр и отсутствие законности и выражал надежду, что "грозный и мудрый царь" будет управлять независимо от вельмож, на благо всего государства, а не касты аристократов (9). В противовес политике Сильвестра-Адашева, выражавшей интересы удельных князей, предложенные Пересветовым преобразования способствовали укреплению державы.