Песни и судьбы
Роберт Рождественский * Давид Тухманов * Леонид Дербенев * Юрий Антонов * Андрей Никольский * Филипп Киркоров * Лайма Вайкуле * Надежда Бабкина * Ирина Аллегрова * Евгений Болдин * Игорь Крутой
В свое время я записал на радио свыше четырехсот песен. Все они для меня по-своему дороги, все одинаково хороши, хотя не всем из них, что вполне естественно, была суждена долгая жизнь. У каждой из них есть свои авторы, отразившие в ней свое время, свои взгляды и настроения. Но чтобы воплотить песню в жизнь, чтобы она зазвучала, недостаточно одних лишь авторов и исполнителя. Сначала это — встреча с композитором, знакомство с новой песней. Затем — «впевание» в нее, работа в студии, где в процесс ее создания включается порой очень большое число людей, среди которых и музыканты-оркестранты, и аранжировщики, и музыкальные редакторы, с помощью которых происходил отбор каждой из моих песен, и звукорежиссеры на радио и на концертах, отвечающие за качество звучания… Словом, огромное количество самых разных человеческих характеров и судеб, образующих вокруг каждой песни как бы некий особый пространственно-временной континуум, целую «галактику», живущую по своим собственным законам. Все это, естественно, в той или иной степени осталось запечатлено в моей памяти. Данная книга и есть, по сути, попытка зафиксировать все то, что сохранила намять, чтобы в дальнейшем воспроизвести минувшие события в гораздо более подробном виде. То есть я не исключаю возможности создания и следующей книги, где основное мое внимание будет уделено уже не биографической канве событий, как это делается здесь, а их внимательному рассмотрению и осмыслению. Что же касается той «галактики» людей, профессионалов, принимавших наряду со мной участие в создании песен, влияние их на меня было велико и огромно. Многих из них я вспоминаю теперь с благоговением, даже тех, с кем не был особенно близок в жизненном плане. И первым среди них, человеком, перед которым и сегодня я преклоняюсь, был Роберт Рождественский.
Это была уникальная личность, поэт, ставший для нас, тогдашней молодежи, негласным духовным лидером, по сути, определившим для нас высокие жизненные идеалы. Его поэзия была образцом искреннего гуманизма и столь же искреннего патриотизма, что было тогда очень ко времени. Страна вставала из руин войны, духовный тонус людей был очень высок, и это позволяло творить истинные чудеса уже на мирном фронте. Тысячи молодых людей с азартом устремились на освоение целины, затем на строительство Норильска в непроходимой тайге, шло освоение космических дорог. Все это и заряжало созидательной энергией поэзию Рождественского. Представить себе стихи, несущие столь мощный позитивный заряд, сегодня — просто невозможно. Причем пафос Рождественского вовсе не был громогласным, оглушительным. В том-то и дело, что его жизненный позитивизм воплощался всегда в достаточно сдержанной поэтической форме. Поэтому каждый раз, произнося строки его стихов, я воспринимал их как свои собственные, идущие из глубины моей души. Так было, когда в начале 1970-х годов я записывал фонограммы с песнями на стихи Рождественского для спектакля Центрального детского театра «Молодая гвардия». В моем репертуаре появились три его замечательные песни-баллады — «Огромное небо», «Баллада о красках» и «Баллада о знамени» на музыку Оскара Фельдмана.
Мы тогда еще не были знакомы, но, «общаясь» с его стихами, я остро ощущал воздействие его таланта и его вдохновения. Забавно, но до нашей с ним встречи он представлялся мне человеком огромного роста, могучим гигантом, чуть ли не достающим головой до небес. Когда же я увидел его воочию, то не был в этом смысле разочарован, хотя Роберт Иванович ничем не напоминал гиганта. О масштабе его личности говорило другое — огромные проницательные глаза, высокий лоб… Было в его облике нечто, напоминающее мне Маяковского, моего любимого поэта. Впечатление масштабности, монументальности, исходившее от Рождественского, не портил даже небольшой дефект речи — он немного заикался. Именно такой большой человек, глобально ощущающий жизнь и одновременно оценивающий ее с феноменальной тонкостью, мог дать ответы на многие вопросы мне, молодому парию, только-только пришедшему в мир искусства. А проще говоря, мне крайне нужно было тогда в этом необъятном мире за что-то зацепиться, ощутить под ногами опору. И в этом смысле поэт Рождественский стал для меня своего рода нравственным поводырем.