После этого я, помню, записал песню Юры Антонова «Зеркало», но прошло лет десять или пятнадцать, прежде чем Юра сам спел ее заново в новой записи. Я же выступал с ней исключительно в концертах. Записал я также его чудесную песню «Маки» на стихи Григория Поженяна. И поскольку она относилась к военной тематике, ее приняли на Гостелерадио. Но Юра, повторяю, смог полностью реализовать как свой композиторский, так и исполнительский дар только после того, как рухнула Система. Точнее даже, не сама Система, а процветавшее в ее недрах трусливое чиновничество, пугавшееся всего нового и озабоченное одной лишь мыслью — как бы не потерять свое теплое местечко.
А сколько крови попортили тем же Добрынину, Антонову, Дербеневу, Шаферану и многим другим зачастую далеко не столь одаренные, как они, члены всевозможных Союзов, композиторских и писательских! Единственное, в чем можно было отдать должное этому, по выражению Вознесенского, «клубку литтарантулов», — это объединяющий их дух корпоративности. Здесь им не было равных. Естественно, что руководствовались они при этом вовсе не высокими творческими или моральными принципами, а простой грубой корыстью. Пустить в свою «кормушку» явно талантливых авторов означало для них рисковать своим собственным жирным куском.
Но зависть и подсиживание в творческой среде — настолько естественная вещь, что это даже не требует комментариев. А учитывая вспыльчивый характер Антонова, который, если ему что-то не по нутру, может и послать куда подальше, легко представить, каково ему приходилось в те благословенные времена. И я очень рад тому, что теперь, когда к нему пришло настоящее признание, мы с Юрой остались добрыми друзьями. Кстати, то, что я когда-то был практически единственным человеком, пытавшимся пробить бюрократическую стену ради Юры, дает мне все основания называть это своей «апологией», то есть попыткой защитить талантливого человека от несправедливости и произвола властей предержащих…
В подобного же рода «апологии» в свое время нуждался и такой ныне известный музыкант и певец, как Андрей Никольский. Подойдя ко мне как-то на фирме «Мелодия», он подарил мне две кассеты со своими песнями и оставил телефон. Я позвонил ему буквально через пару дней: «Андрюша, я, видимо, запишу целый диск с вашими песнями». Мне так понравились песни Андрея, что я принял активное участие в его дальнейшей творческой судьбе. И на концерте, посвященном моему пятидесятилетнему юбилею, предложил Людмиле Чурсиной и Ирине Мирошниченко составить трио и исполнить песню Андрея «Ах, как жаль». Но Люся по каким-то причинам отказалась, в результате чего и родился наш с Ирой дуэт. Своего рода творческий союз возник и у Андрея с Ириной, благодаря чему она стала исполнительницей многих его песен. Затем я познакомил Никольского с совсем еще молодым Филиппом Киркоровым, который вскоре включил в свой репертуар великолепную песню на музыку и слова Андрея «Я поднимаю свой бокал». До сих пор украшают и мой собственный репертуар такие его песни, как «Подождите, вы уходите», «Тройка серых лошадей», «Как скучаю по тебе, милая, хорошая» и «Славянский базар». Наиболее успешно, на мой взгляд, Андрей работает в русле той фольклорно-жанровой городской песни, того «городского романса», образцы которой донесли до нас Алексей Дмитриевич и Александр Вертинский…
Что касается Филиппа Киркорова, то на моих глазах прошло не только его становление в качестве крупнейшей звезды отечественной эстрады, а, можно сказать, все его детство. Да что там детство, коли знал его родителей еще в ту пору, когда они были даже не женаты! Дело в том, что я поступил в ГИТИС в том самом году, когда будущий отец Филиппа — певец из Болгарии Бедрос Киркоров — учился там на пятом курсе. Иногда к нему заходила совершенно очаровательная девушка такой красоты, что мы все сбегались полюбоваться на нее, как на какое-то чудо. Бедрос тогда уже начинал выступать в Москонцерте, где наибольшей популярностью пользовался его хит на итальянском языке «Луна и море». Мы с ним тогда не были особо близкими друзьями, тем более что он был иностранцем, что в те времена придавало ему в наших глазах особенный шарм. А тут еще рядом с ним такая красивая женщина… Потом они поженились, и через какое-то время у них родился Филипп. Младенцем я его, правда, не помню, но уже в возрасте трех-четырех лет он стал появляться со своими родителями практически на всех наших концертах. А потом, по прошествии нескольких лет, юный Филя вышел на эстраду уже в качестве начинающего певца. В тот же вечер подходит ко мне его мама: