Хотя, конечно, громадный домина, в котором мы поселились на «Войковской», составлял разительный контраст с нашим прежним жилищем в Сокольниках. Это был невероятно роскошный по тем временам дом «сталинской застройки» с высокими потолками, ванной и всем прочим, включая телефон. Правда, радость наша несколько омрачалась тем обстоятельством, что все это великолепие нам, как и прежде, приходилось делить с соседями — семьей некоего молодого подполковника, сослуживца отца. У нас было две комнаты — двадцать и восемнадцать квадратных метров, у них — одна в двадцать два. Общая кухня, ванная, туалет. Но жили мы довольно мирно, соседи оказались славными, хорошими людьми.
К слову, этот дом номер 8/2 по Ленинградскому шоссе может по праву претендовать на звание памятника эпохи. Построен он был в 1938 году для сотрудников НКВД, а впоследствии — МГБ, КГБ и так далее. Потом к нему приделали пристройку, и он стал домом с огромным внутренним двором. Когда мы в него переехали в 1954 году, напротив него еще теснились деревенские домики, был пустырь. А дальше, в одном из переулков, находилась школа имени Зои Космодемьянской. И с шестого класса я начал учиться в той самой школе номер 201, где учились Зоя и Шура. Кстати, улица у дома, где идут трамвайные пути, так и называется — улица Зои и Александра Космодемьянских.
Так вот, в советской школе середины 1950-х произошли серьезные реформы. А именно — было введено совместное обучение мальчиков и девочек. Но ношение школьной формы было обязательным. До десятого класса я носил форму — китель, ремень, все как положено.
К тому времени относится также и воспоминание о моей первой любви. Моя любовь по имени Светлана была старше меня, училась в седьмом классе, но для меня это преградой не являлось. Я вместе со своими приятелями-старшеклассниками долго, помню, ломал голову над тем, как ее вызвать на улицу из дому. И, не придумав ничего лучшего, начал стрелять в ее окно на втором этаже из рогатки бумажными пульками, свернутыми из записок — предложений выйти. Интересно то, что Света собирала потом все эти пульки и молча отдавала мне. А я стоял, не зная, что сказать. Такая вот была любовь…
Но скоро все эти мои переживания сменились другими, более яркими жизненными впечатлениями. Чего только стоил наш огромный двор! Кого там только не было! Скажем, на одной лестничной площадке с моим приятелем в трехкомнатной квартире жили три игрока сборной СССР — Валя Кузин, Юра Власов и Алекпер Мамедов. Мамедов, кстати, и сейчас в Баку футбольную команду тренирует. Кузин играл за сборную Союза по хоккею с шайбой, за ту самую сборную, которая впервые выиграла чемпионат мира. Что ни имя, то легенда — Кузин, Уваров, Крылов, Бобров, Бабич, Шувалов, Хлыстов, Пантюхов и Гурышев… А такой наш сосед по дому, как великий тренер Аркадий Иванович Чернышев!
Суть в том, что команда «Динамо» была ведомственной командой МВД, в силу чего почти все ее участники поселялись в соответствующем доме. Такое соседство давало нам, подросткам, неслыханные преимущества перед другими сверстниками. Во-первых, нас заставляло раздуваться от гордости само осознание того, что мы, так сказать, приближены к спортивным звездам самого высшего ранга. Во-вторых, был еще чисто бытовой аспект. Как и все мальчишки во все времена, мы мнили себя большими модниками. И если на горизонте появлялась какая-то, к примеру, музыкальная новинка, заполучить мы ее пытались любой ценой. К таким раритетам относились прежде всего джазовые американские пластинки — товар в те времена совершенно уникальный.
Так вот, дядя Валя Кузин, как мы его называли, привозил из-за рубежа эти самые пластинки, благодаря которым мы и приобщались ко всем тонкостям буги-вуги и только-только появившегося рок-н-ролла. Дядя Валя охотно давал нам их прослушивать, и не просто на каком-нибудь патефоне, а через адаптер на настоящей радиоле, какая находилась на квартире у моего приятеля-соседа Сашки. Радиола давала такую большую мощность, что мы ставили ее на подоконник, распахивали окно и оглашали весь наш двор «импортными» воплями типа «Во Стамбуле, Константинополе». А незабвенная, пронзающая сердце мелодия «Бэсамэ, бэсамэ мучо»?
А дворик-то не маленький, двадцать три подъезда, огромное количество мальчишек… Посреди него стояли лавки, на которых мужики, что ни вечер, резались в домино. А так как в то время повсеместно гремела песня «Парень в кепке и зуб золотой», верхом дворового шика считалось иметь фиксу. Ну, золотую мы себе позволить не могли и обходились, так сказать, подручными средствами. Делалось это так. Берешь медную монетку и начинаешь стачивать ее о камень до тех пор, пока она не станет тонкой, как фольга. Потом обрезаешь у нее края и обертываешь ею зуб. Эффект — сногсшибательный! Особенно если к этому добавить кепочку-восьмиклиночку, широченные штаны и башмаки на белой микропорке.