Откройся дышащая сценавсех слов ее, рыданий, поцелуев,тоски ее, улыбок, слепоты,дыхания счастливые покровы,изменчивые, грозные два войска,что вечно маневрируют друг с другом,две вечных недоучки страсти,две ученицы ревности сухой,две школьницы — вот-вот, сейчас заплачут,наказанные, встанут в два угла,толкаются, целуются, сольются,да тут же разбегутся кто куда —потом поймай их, приласкай, погладь,пока никто не видит, как мальчишка, —так две волны столкуются, столкнутсяи — побежали в стороны — играть.
Ее лицо — открытая печаль,влечение, сиянье, удивленьераспахнутое улице, ребенкуи чудаку — как приглашенье житьили заплакать безутешно вместе.
Ее лицо, как девочка в матроске —была такая легонькая блузка —гюйс треугольником на худеньких лопаткахи белые полосочки летят.
Ее лицо, как факел незажженный,к которому так страшно поднестисухие губы, только карий глазеще чуть-чуть на волосок приблизить.
Ее лицо, как озерцо в тумане,в котором тихо лебеди плывут,и розовые странные созданья —фламинго — изгибают шеив египетском иль греческом дворце,в цветущей недоступной Галиллее.
Ее лицо — беспомощный ягненок,так остренькие звонкие копытцасвои перебирает, спотыкаясь,по улицам стучит, где тьма народу,что боязно и страшно за него —а вдруг его толпа затопчет…
Ее лицо — невиданная птица,внесенная в единственную книгу,которую читаю я и Бог,оно сквозит через страницы,мерцает, как дрожащая звезда,то затуманиваясь, то возникаяв зерне зернаи в сердцевине сердца,в луне Луныи солнце Солнца.
12 февр. 1984
x x x
Бесцветных мотыльков ночных,мохноголовых бабочек полночных,шуршащих в притолках дверных,на балках и панелях потолочных,внезапно возникающих извнеза стеклами, сюда потом проникших,отшелестевших шубками в луне,теперь повисшей на ветвях поникших,покинувших ее на небесах,общупанных их крылышек касаньем,в ее пыльце на загнутых усах,в парящем неуклонном угасаньи,между домов и влажных скатов крыш,когда уже все фонари потухли,когда машин, шагов не слышно, лишьзвенит тихонько лампочка на кухне,когда весь мир, укутан мглою, спит,включая черный след луны, весь стынет,кордебалет порхающих сильфид,штурмующих стеклянную твердыню —похож на дни твои, подобье дней,живое кружево — до полного отпада,сцепясь в одушевленный сонм теней,штурмует неподвижную преграду.Секундный выключателя щелчок —бестрепетной руки движеньеокрасит красным лампочки зрачоки успокоит их одушевленье,забрезжит слепо небо из окна,отчеркнутое резкими угламисоседних крыш и воздуха волнаплеснет в дома знобящими крылами.
22 июня 84
ОДА
Выдох вянет у рта.Вся урлаот меня отошла.За окном кумачевая реет кистана старинном и милом мне доме.Одинокий субъект жрет портвейн из горла,ибо нет утешения кроме.
Пересохшие патлы осенних деревза окном распадаются на составныеклочья,ибо ветер терзает их, озверев,и честныепрохожие сочноматом греют друг друга, душевно прозрев.
Сколько летпротяну еще я на Малом Каретномпод урчащий победноблиз меня в трех кастрюлях обед?Это вечный кортеж мимо двери моейв тот таинственный мир,где цветет сельдерей.
Там порхает инжир.Там народный кумирс голубого экранаобъявляет соседям наличье канканачто плясуньи с Урала в Москву завезли.Суп дымится, и попки девчачьи вдали,так как нетути крупного плана.
Поутихли оркестры,но приблизился гомон толпы,переулок наполнился людом,в утвержденном реестредля вечерней пальбыпредназначено крупное место —здесь поздней запиздюлят полнеба салютом.
Космонавты с орбиты отстукали текст.Солнце взлезло на крыши.Продают в бакалеях и булочных кекс,и в аллеяхна скамейках кишит бюстатых невести мордатых парнишек.