II
Первый оратор, держащий соленые камни во рту,перекатывающий медуз разбухшим языком,созидатель стеклянных статуй в громокипящем саду,сокрушающий их ряды чудовищным молотком,
меня преследует твой невменяемый громоздкий вид,львиный рык и заросшая гривой кривая плоть,под твоими лапами, пружиня, скрипиткорабельным канатом земная ось.
Раздвигающий плиты материков,прилипающий кожей к промороженным полюсам,самый старый и хищный из стариков,глухо завидующий моложавым небесам,
над тобой кипит хрустальная взвесь —арки радуг бессонных, о, мой бешенный старикан,твой грохочущий бас — лучшая вестьо бесмертной жизни, океан.
21 апр. 87
III
Южная ночь, как вино «Южная ночь»жаркий космос в чешуйках луны с чумной желтизной,море заклеено лентой скотч,побережье пахнет весной.
Гулькает галька, хрустит песок,в створки индиговой мидии входит нож,сердце стучит слева наискосоки сосок подружки, как южная ночь, как южная ночь…
12 мая 87
x x x
Гранитно-чугунные сны о фонтанах зимой.Эйфория высоких давлений воды.В холода человека тянет домой.Морозы рисуют ему ледяные цветы.
Он читает чужие слова весь день,курит папиросы, видит треснувший потолок,проплывает коммунальной рыбой вдоль стен,телефон наелся звонков и умолк.
Серый свет, серый зернистый свет.Вещи как лежали, так и лежат.Одиночество — повод заснуть и умереть.Город сжат зимой, как пружина — сжат.
Человек вмерзающий в пространственную спираль,в ледяное железо населенных витков,отдает по капле в бетонный Граальпереулков и улиц стучащую кровь.
Одиночество: «Здравствуй, тикающая смерть секунд», —— с ним нужно учиться жить, вообще уметьприкоснуться своей рукой, как чужой, к виску,чтобы шевельнуть волосы и отогнать смерть.
11 мая 87
* СИНИЙ ВАГОН *
x x x
Я буду детскую открыткуносить в советском пиджаке,в американскую улиткупреображаясь вдалеке.В немыслимой толпе Нью-Йоркауслышу — небоскреб шепнетв ущелье улиц: «Бедный Йорик»и череп мой перевернет.
3 сент. 87
x x x
Пространство к западу кончается —оно приклеено к земле,оно на столбиках качаетсяна проволоке и стекле
приборов пристальных оптических,на дулах, выцеленных такглазами зорких пограничников,чтоб не свалить своих собак.
Пространство навзничь загибается,скудеет метрами — пробел,собачьи морды поднимаются,чтоб охранять его предел.
Оно сквозит и тянет сыростьютравы и тайною ночной,оно ребенком хочет вырасти,чтобы увидеть шар земной.
20 февр. 88
x x x
Серо-зеленое небо,окна глотают туман,запах горячего хлебасонным еще домам
слышен из переулка,где дымит хлебзавод,каждая свежая булкавымытых пальцев ждет.
Разорались вороны,значит надо вставать —вылезать из попоны,чтобы травку щипать,
утро гонит трамваи,сжалась в капли вода,и Москва уплываетот меня навсегда.
19 марта 88
x x x
Маргарите
Возле фабрики Бабаеватолько вьюга да метельс фонарями заговаривают,пахнет смертью карамель.
Возле фабрики Бабаевая скажу как на духу,что пора туда отчаливать,и ладонь согну в дугу.
Возле фабрики Бабаевабеспризорный вьется снег,надо снова жизнь устраивать,потому что жизни нет.
Канитель, пустая улицада бродяга с кобурой,да дома широкоскулые…Мы домой пришли с тобой
через сквер на месте кладбища —десять метров конура,свет от марсианской лампочки,да обоев кожура,
две лежанки, стул со столиком,листья липнут на окно —клены выпили покойникови теперь от них темно.
Твоей бабушки-покойницывдовий мир на три шага —нет теперь той синей комнаты,кленов, дома — там снега…
Возле фабрики Бабаевазамыкается кружок,наши жизни размыкаются,вспоминай меня, дружок…
Ты купи конфетки сладкие,подержи их на горсти,а слова и рифмы жалкиена дорогу мне прости.