Он не верит мне, а я ему.
73 г.
СЭТЧМО
* * *
— Сэтчмо! Сэтчмо!Что там в сумке?— Вечность. Звуки.— Ну и рот! Почище бильярдных луз.— Там блюз.
* * *
Здесь ночь и темень. Ни звезды,ни человека, ни собаки:судьба, труба, толпа и ты —все подают друг другу знаки.
x x x
Когда трубач берет трубуи губы сложит в бантик лживый,как у вола в ярме — на лбукровь, дергаясь, шатает жилы.
И выползают из орбитглаза кроваво-мраморные,и ледником тоски свербит,как льдами сердце мамонта.
Он корчится попав в тискиогней, они его свежуют,всю требуху его тоскитруба вбирает в поцелуи,
и в кольцах, жалящих ее, —в клубке покачиваний мерных —змей-искуситель лег змеей,баюкающей раем смертных.
И яблоки во тьме горят,и кожа, нежась, вся иззябла,и мнится Лысая гораиз крупных, говорящих яблок.
О, пенье дивное, сдависьдо мундштучка, до рта медяшки,а тело пусть свисает внизпод мокрым облачком рубашки.
Что если музыка дышавольноотпущенницей смерти, —освобожденная душа,вдыхающая млечный ветер.
О, черный голос горловой,как мед живой, как кровь тягучий,о, солнца сон над головой,весь медленный, в песке излучин,весь пеной блюза голубойи пеньем в глубине излучен.
Угасла жизнь, ушла из глазземною солью в звук последний,там змейкой золотой зажглась,где он вечноживущий, летний.
*так называли Армстронга
6 окт. 73
НА УЛИЦАХ СЕРДЦА
I
Было небо словно небо в облаках,до седьмого марта я сходил с ума,не дышалось, не хватало мне тепла,и на улицы смотрел я как в кривые зеркала.
Пальцев быстрые изгибыв бледных солнышках ногтей,волокна волос погибель —нитей света в наготе,
колоколенки ладоней,круглых век колоколазимовали в Вавилонебелолобого стекла.Год звенел как колокольчик,исчезая за горой,и пришел мороз-стекольщик,и пришел январь-хрустальщик,и пришел февраль сырой.
Розоватым лимузинамсолнце вылизало спины,человечек брел хмельной,вел собаку за спиной
на большой-большой цепочке,словно тень гулять водил,а она вернулась в клочьяхв небе лаявших светил.
апр. 76
II
Глаза — фиалки.Вишенный цвет век.Два крохотных музыканта невидимы,сами они видят мир голубым и зеленым.Лицо — цветочница.— Эти две, сударь, я никому не отдам.
III
По улицам сердца ходит трамвай —городской ученый кот.Там дни проплывают как острова —всей эскадрой вперед…
И когда закат — тогда — ноябрьи розовый снег кругом,и тонет день, и качается трап,мы сходим с него вдвоем.Скоро закончится этот год,видишь, как он дрожит…По закатным рельсам уходит кот,мой ученый кот —моя жизнь.
Я спокойно трону твой черный мехс голубыми искрами на краю,я припомню какой в этом городе снег —какой мягкий снег, какой розовый снег,такой выпадает только в раю…
IV
Осень светит спичкой желтой,узкий месяц в синем шелке,он из башенки глядитв сон кварталов городских.
Осень кованым копытцембьет о бронзу переулка —очень хочет углубитьсяв мысли лиственного гула.
Голубой водой застынет,глаз ковши дымятся страннымужасом, и дышит инейв переулочках туманом.
Осень с полночью играетнитью журавлиных крыльев,у нее в глазах открытыхзеркала и умиранье.
Полночь хочет в валерьянкуязычок сквозь зубки свеситьи на слабых лапках пьяныхулететь гулять на месяц.Там по краешку — лесокиз серебряных чешуек,от него наискосок —страж-солдатик — парень-жулик,
чистит он лучем звездынеба темные плоды,и пихает кожурув розовую кобуру.
23 авг. 76
V
На улицах сердца хлопают ставни,валятся двери на мостовые…а я — вор, я — цыган,я из тех, кто пристанетна века,у меня — любовная цынга,у тебя — глаза полевые.
VI
Будет вечер осенний и лунный,запомни меня навек,не как юность —как юнгуна корабле.
Я драю палубу швабройсвоих ресницу твоих ног,а ты читаешь неизданнейшую из книгпро любовь.