янв 90
x x x
там скоро солнце будет по талонами лето по талонам три часана душу населения в июле.Товарищ Генеральный Секретарьвойдет в народ, как новая болезнь,лечение которой неизвестно.
Из языка исчезнут падежи,но населенье сможет изъяснятьсяиспользованьем феньки воровской,посредством нескольких инфинитивов,камаринско-татарским переплясом,весьма двусмысленной системой жестов,включающей свободное сопеньес крещеньем лба и живота.Печать продолжит, видимо, бурлить,способствуя успеху новых трюковминистра иностранных делна внешнеполитической арене.Название страны, предполагаю,исчезнет с карты, и она самаизображаться будет как плитакладбищенская, с трещинок рисунком,с которой мудрый исторический процессстирает постепенно письмена.
17 нояб. 90
x x x
А. Межирову
В провинциальных городах России,на переживших «ленинов» вокзалах,ещё стоят фанерные диваныс крутыми вензелями М.П.С.
Трамваи, как аквариумы света,несут покорных жизни пассажиров,набоковскими поводя сачками,в которые влетают фонари.
На привокзальных площадях деревьястоят поруганной толпой в воронах,а жизнь кипит: пельмени в ресторанахот ужаса зажмуривают веки.На улицах китайщиной торгуют,многажды книг, как встарь «Политиздата»,хихикая листают малолеткикартинки дивные про органы любви.
Так и выходит из кулис свободаи гипсовые рушит изваянья,и топчет обесцененные деньги,и приобщает отроков страстям.
В Перми, Саратове, Новосибирскештудируют язык языковеды,«шнурки в стакане»*, «ваучеры», «лизы»по алфавиту строят в словари,
и если «в родине»** на той же ниветы продолжаешь поприще своё —переведи меня на речь эпохичудесно оголённых постаментов.
* родители дома;
** в нашей стране (сленг)
x x x
Когда я вспоминаю те края,я вижу ряд предметов неподвижных:луга и рощи не меняют места,а мимо них бежит все тот же поезд,и с той же проводницей пассажир,терзая летную фуражку,любезничает в тамбуре укромном,но скоро станция и ей махать флажком.
Все так же там пылят дороги,асфальт долбают в том же месте,газеты продают в киоске том жеи церковь ремонтируют всегда.Миграции строительных лесов,таинственная вязь заборовподчинены нордическим законам,незыблемым, как восхожденье звезд.
Как девки в русском хороводе,по кругу ходят милые явленья:вот в этой подворотне пузыряют,занюхивая водку рукавом.А тот чердак — любви стоячей служит,и сколько ж из него взошло детишек,какие страсти он не повидал.Там провожают юношу в тюрьму,а здесь оттуда же встречают тятю.
Уж Ильича и Сталина не колютподростки на томящейся груди,но на плаксивых надписей набори на русалок мода не проходит,как на восход светила в бирюзеи купола, что означают «ходки».
И я, отрезанный ломоть,на дне зрачков Россию осаждаю,тюремно-праздничной архитектурыКремля приветный узнаю напор,и заводных солдатиков кремлевских,печатающих шаг, как сторублевки,и трупно коченеющих у двери,ведущей в подземелье, где живетКощей советский перед погребеньем…
92 г.
x x x
Мир стоял на зеленых ногах, как цветы,корни трогали глиняный ларчик воды.
Бледной флейты лепечущих девять колендышат в зернах проросших в хорошей земле.
За болтливой цикадой ходили в саду,птицы падали в воздух с травы в высоту.
Мы казались им меньше цветущих кустов,чем-то вроде махавших руками крестов.
Нас терпели деревья и шмель облетел,шевелилалась трава, миллионами тел
подставляя суставы свои под шаги,а ложились — ребенком касалась щеки.
В этом тихом собраньи не помнят о нас,бук кивает и клен составляет указ,
а азалии в зале краснеют за всех,кто пришел от реки и сияет в росе.
Входит солнце по капле безмолвной в холмыи смущает наивных растений умы.
Нас впустили цитатой в чужой разговор,в жесты сада, что помнит луны восковой
восхожденье и медные звезды в пазахлодок неба в несметных ночных парусах.
апр. 92
x x x
Внимая стуку жизненной машины,вставали, пили чай, листали книги,внимая-вынимая, мы ложились —диваны напрягались как заики.
Деревья разводили в небе руки,выкидывая птиц из желтых клеток,мосты повисли на бретельках,брюки сточила снизу бахрома за лето.
Как современно каблучки стучали —встречаем осень в правом полушарьи,пока поводишь узкими плечами —ключами в темноте по двери шарю.