здесь вечного крученья пересылка,нет языков и общее смятенье,здесь воздух бунта, звук его вполсилы,здесь пахнет человеческой метелью.
16 апр.77
РОЗОВЫЙ ДОМ
В тоскливейший, гнилейший ноябрьский день,когда ноют зубы у заборов и прохожих,сырая штукатурка кидается со стенна затылки крадущихся к птичкам кошек.
Все еще попадается гужевойтранспорт в виде задрипанных лошадок,невероятно вежливых, кивающих вам головой,но немножко нервных от труда и мата.
Они глубоко несчастны, и это легко понять,если принять во вниманье их беспросветные будни:скажем, вас с кирпичами стал бы гонять,под трамваи вон тот краснорожий паскудник.
Гипсовые дурни в разных стойках сереют в садах,простирая смятые кепки в воодушевляюще —— монументальном экстазе,но вороны хмуро гадят им на пиджак,ибо ценят удобства превыше изящных фантазий.
Шоблы одяшек живописно гужуются у пивных,маленько опухнув от пьянок и побоев,и вслушиваются трамваи с разбитых мостовыхв их беседы и пенье речных гобоев.
Как приятно брести с непереломанным хребтомпо целительным улицам волжского Рима,будто снова я, юноша, шествую в розовый дом,где желалось и мне умереть на руке у любимой.
28 ноября 78, Горький
x x x
Руки свести — мост.Губы свести — мозгтысячи синих рыббросит туда — где ты,где твоих ресницдугообразный тростник,где египетский сонв беге песчаных волн,где отстал фараон.Мы на поруки временприняты из тюрьмы,выдвинуты из тьмыподобьем блестящих перилвсем дугового моста, —помнишь, я сотворилтебя из ребра так,как я хотелтысячу жизней назад,так, чтоб края тел,как половины моста,можно было свеститам, где живу я, там где, живешь ты.
7 марта 79
x x x
Розой рта шевельни, наклони мне еев целлофане крылатом улыбки,в целованьи огней, далеко как Нью-Йорк,дома превращаются в белые скрипки,
где гортань переулка суха и узкаи мне кажется стиснутой МХАТом,где оборвано небо, а людская рекатак тоскливо бежит по фасадам, —
улыбнись мне, цветочница, розой в губах —полурозовым миром бесплотным,как младенца в сияньи слепом искупав,научи меня быть беззаботным,
улыбнись мне, несчастье губами раздвинь,как на чаплинской ленте, лакированной дверцей,дорогой, уезжающий лимузинперсонажу такому же в сердце шип вонзил.
28 янв. 78.
НОКТЮРН
Жизнь и улица чужая.Пудренница небольшаясветит в небе.
Ночь по крышам шарит,фонари колеблети, скучая, кожу белит,пахнущую гарью.
Ночь — чечетка на монетах,выпавших из брюк и сумок.
Ночь по темным кабинетампьет чернила у начальстваиз роскошных ручек.
Ночь ставит черные печатито орлом, то решкой,и грызет железные орешкиканцелярских скрепок.
Переулком возвращался —в государственных домахшуровала темень.
Мимо запертых громад,мимо замкнутых воротходит-бродит время, —
тихо табельный беретбраунинг холодныйи вставляет в черный рот,будто мокрый бутербродс сыром в бутербродной.
____
Ночь коронками жуетчерный йод.
Ночь в каморках затхлых пьетваш чаек.
Ночь в зрачках у нас живет,точно крот
к сердцу роет черный ходчерез кровь.
Город камень вставил в рот,как заика-Демосфен.Он и славен тем.
Ночь не врет.Ночь глотает аскофени молчит,
только иногда бренчитмандолинною струной,и то одной,
тихо,как скребется мышь,тикает тишь.
_____
Зажигается киново весь экран:
комиссар завел «рено»,разработал план.
Он засунул пистолетв плащ реглан,он уже учуял след,и не пьян.
Но мягко спрыгнула с афишгнида-мафия,
ведь за ней не уследишь —и все она возглавила.
Два часа гулял живой,и держал сигару косо —выше сине-бритых скул,и его главмафиозогнул-гнул — не согнул!
______
Комиссар исчез, сутулясь,с мрачных улиц,
он в горошек разукрашенавтоматами бандюг,
даже тем, кто так бесстрашен,ночью настает каюк.
Да вообще-то он ходил,как индюк…
Так вот комиссар пропал,(что неправильно),хоть истории стопапридавила эту гниду(то есть мафию),я тогда «Пойду-ль я выйду»одним пальцем иполнялв Нижнем Новгородев нежном возрасте,ну а гангстеры меняждали в маленьком кинов серых или черных шляпах,где жужжит веретенои нагретой пленки запах.