IV
Постелен шагам тротуар.Лишаются лица личин.Твоя наступает пора —театр одиноких мужчин.
В широких идут пиджакахтворцы пантомимы ночной,у каждого в бледных рукахпо розовой розе одной.
Вот скомканный нежный билетна ежевечерний спектакль,где щелкает, как пистолет,любой незаметный пустяк,
и делает ранки в груди,и мошкой юлит у виска,поскольку у вас впередив фальшивых брильянтах тоска.
Она из кабины таксивыходит и руку подашь,не важно красив-не красив —центральный она персонаж,
и надо губами припастьей к пальчикам, сжать ее стан,пока демонстрирует страстьсо страстью во мраке фонтан.
27 июля 79
V
Светает. Гаснут фонари.Зажглась заря. У Моссоветачугунный князь проговорилслова чугунного привета.Пред холодом грядущих днейя голосов воды последних —наследник — тень фонтанов летних —литых любовников аллей.Возможно, что меня тогдафонтаны лета отогреют,когда я забреду сюдаиз января оранжереи.
14 июня 80
x x x
«Пока не требует поэта…»
У меня, извините, просроченный паспорт и насморк.Я правитель событий в карманы распиханных наспех:пирамидки монет, двух ключей от случайных убежищ;я ваш грешный поэт, пододвиньте мне в блюдечке нежность.
Собираю явленья, картинки, скульптурки, виденья,в две ресничных корзинки погружу ваш наряд и движенья,и с добычей такой, бормоча небесам: слава Богу, —я отправлюсь домой, то есть, я извиняюсь — в дорогу.
Я смотрю как молчишь, как печалишься, хмуришься, дышишь.Распростимся, Париж, с этой башни глядеть бы на крыши…Он лежал как брелок, как рука, его можно погладить.Попадаю в рукав (никогда не видал тебя в платье).
Ты останешься здесь, на девятом, где бдит телевизор.Ночи черная взвесь подымается с улицы, снизу.До свиданья, дружок, до свиданья под траурным небом,где желтеет кружок в простыне из прозрачного крепа.
Неподвижна зима, но снежок суетливыйобнимает за плечи дома, выстилает асфальт сиротливо,и грохочут под черствой землей, в освещенных громадных подвалах,обдавая тоской или запахом кислым вокзала,пробиваясь сквозь ночь к поясам полуночных прохожих,уносящие прочь поезда, как кортеж неотложек.
22 ноября 80
СОНАТА
I
Черны эти улицы ночью,Как бел был их обморок днем,Я вижу громадную площадьЗатертым во льдах кораблем.
Ее голубые матросы —Пылающих братьев парад,Как сердца удары в морозыНа траурном небе парят.
А город — родитель, свидетельВсей тусклой армады смертей,Все черен, все пуст, все несветелИз красных плывет крепостей.
Прощай, забирай свои лицаВ свой правый и левый карман,Заводы, дома и больницы,Трамваи, мосты и туман.
Я больше тебя не увижу,Ты таешь как льдышка в рукеВсе дальше зрачков и все ближеВ аду шелестящей реке.
II
Я пойду за тобой,чтоб без платья увидеть тебя.Там, за черной рекой,бьют часы, поезда торопя,
там уходят вагоны, вагоны, вагоныв привокзальную тьму,там твои растворятся ладоник сожаленью, к стыду моему.
Это будет не скоро,мы целую жизнь проживем,проживем эту ночь, этот город,а когда рассветет — мы умрем,
любопытные дети найдут и раздвинут тела,и увидят пылающий гребень на смерти —наше сросшееся, иссохшее сердце,и четыре похожих на руки крыла.
III
Наша жизнь прошуршала, как белый виссон,ты мне снишься и я досмотрю этот сон:ты подходишь — ко мне подобием солнцповорачивается твое лицо,
и ладонь просвечивает на груди,мое сердце под ней как фонарь гудит, —не гляди назад, не гляди, не гляди,там на кресле она у окна сидит,
этот сон и свет — он слепит меня,он слепит меня и при свете дня,а тебе темно, и звенят, звеняттвои волосы, как копытца ягнят,
по железному цокают по мосту,не смотри назад в пустоту-пустоту,я ни глаз твоих, ни рук не пастух,это зрячего сердца слепнущий стук.
Здесь не гаснет свет и звезда у окна,во все небо у нас — тишина-тишина,или крошкой стеклянной после сна —шорох мелких осколков ночных сонат.
6 окт. 82
АВТОПОРТРЕТ
Я опоздал, я занят был не тем,чем надобно для сообщенья качестввозвышенных строению поэм,все обернулось мусором чудачеств,
развалинами замыслов и формих воплотивших, сором запятушек,духовных жажд не радующий кормпередо мной, взирающим с подушекдивана на бумажный кавардак,на простыни соитий с музой скорых,и видит небо сквозь окна квадратразрушенный при построеньи город,и, может быть, рушителя-творца,что вытянут в тире вдоль некой стенки,напоминая позою бойцаподбитого, согнувшего коленки,в момент смещенья огонька к лицуна спичке, осветившей его слабо,потом во мгле, сбивающим пыльцущелчками с сигареты на пол.