В тот майский день 1989 года у меня и в мыслях не было, что через четыре года я сниму свой первый фильм о Владыке Антонии и назову его «Встреча». Но начало фильму было положено здесь, в Эффингаме, где я познакомилась со многими будущими его героями. Здесь завязались дружеские отношения, без которых невозможно было бы снять его. Люди, сидевшие в зале, будут возить съемочную группу по Англии, предоставлять кров, кормить и помогать во всем, чтобы запланированная Госкино пятидневная командировка продлилась пять недель, за которые мы сняли двадцать один час материала.
Не могу не рассказать еще об одном эпизоде в Эффингаме.
Мы обедали в гимназической столовой. Еда была простой, но изобильной: кукурузные хлопья, молоко, йогурт, ветчина, мюсли, зелень – каждый выбирал, что хотел.
Я доедала бутерброд с ветчиной, когда кто-то спросил у меня:
– Разве ты не будешь завтра причащаться?
Рука с бутербродом застыла, я онемела.
– Завтра будет литургия?
– Да. А сегодня вечером – исповедь.
Я со стоном опустила бутерброд на тарелку. Через три дня я уезжала в Россию и сама себя лишала последнего причастия из рук Владыки Антония.
Что делать? В отчаянии я бродила среди цветущих деревьев Эффингама. Он уже не казался мне раем. И вдруг увидела Владыку Антония. Кинулась к нему, сбивчиво рассказала обо всем: что уезжаю, что завтра причастие, а я не знала и съела мясо…
Он как-то весь потянулся вверх, распрямил плечи, приподнял голову, улыбка сошла с его лица, оно стало строгим. Передо мной стоял совсем другой человек и человек этот произнес:
– А я не в желудок буду Вам смотреть, а в душу!
Это было – царственное решение. До сих пор живу с чувством, что он мой грех взял на себя. Прости меня, Владыко! И вспомнились его слова из беседы, записанный мною в 1993 году:
«…бывает страшная порода людей, которые все знают, которые держатся устава во всех отношениях и в которых все есть, кроме самой малой искорки или капли крови и сострадания, которые готовы во имя устава церковного и собственной праведности человека разрушить, довести его до отчаяния, Это более страшная порода, чем преступники… И они забывают слова Самого Христа (потому что мое мнение можно ни во что не ставить). Спаситель Христос в двадцать пятой главе Евангелия от Матфея, в той главе, где читается о Страшном суде, спрашивает: вы голодного накормили? бедняка одели? больного посетили? человека в тюрьме тоже посетили?
Он не говорит ни слова о том: а вы во что верили? Он даже не говорит: верили ли в Бога? Он спрашивает только о том, как человечность в этом человеке проявлялась…
…А человек, в котором нет ни сердца, ни сострадания, ни любви, ни понимания, а только самоправедность, такому человеку и до Бога не дойти!»
Осенью 1989 года Митрополит Антоний приехал в Москву. Я разыскала его телефон и впервые решилась попросить о съемке. Он согласился сразу, говорил быстро, четко по-военному, словно экономил мое время:
– В четверг, в восемь вечера, в гостинице «Украина» вас устроит?
– Да, – отвечала я.
Четверг послезавтра. Надо было отпроситься с работы и найти в Москве камеру и оператора. Мои друзья по Высшим режиссерским курсам, жившие в Москве, помогли мне.
В четверг в восемь вечера в холле «Украины» меня ждал человек с камерой – молчаливый, замкнутый, мне показалось – высокомерный. Он работал на Центральном Телевидении – корреспондентом в зарубежных странах.
Мы поднялись наверх и увидели такую картину: в холле, перед номером Владыки сидели и стояли священники разных возрастов и, если так можно выразиться, званий. Очередь! Сердце у меня упало. Ровно в восемь в холл вышел Митрополит Антоний. С улыбкой оглядев всех нас, попросил священников подождать, а меня и оператора пригласил войти.
Он отвечал на мои вопросы два часа. Оператор снимал. Где-то в середине беседы, когда один вопрос кончился, а другой я еще не задала, вдруг заговорил мой оператор. Охрипшим от волнения голосом, он спросил:
– А можно ли поверить в Бога, получив атеистическое воспитание, и только вот где-то к пятидесяти годам начинаешь задумываться… Как вы считаете, можно креститься в пятьдесят лет?
Владыка ответил:
– Я думаю, что в противовес воспитанию какое-то переживание должно прийти. Знаете, можно ведь, например, после того, как целую жизнь никого не любил и никогда не думал о том, чтобы кого-нибудь полюбить, встретить человека и вдруг оказаться помолодевшим и узнать, что значит быть влюбленным и иметь в себе радость, ликование зрелой любви. Можно полюбить и в восемьдесят лет, – смеялся Владыка.