Выбрать главу

Внезапно научно-философская медитация была разбита звуковой волной. Или точнее: громким рычанием. Норберт не представлял, что какой-либо человек способен издать подобный звук. Тем более, если это — некрупная девушка. Теперь уже не стоял вопрос: будить или не будить? Ясно, что человека, который так рычит во сне, надо будить. И Норберт тряхнул Валле за плечо. Она открыла глаза и недоуменно спросила:

— А?..

— Ты как? — поинтересовался он.

— Ну… Типа, нормально. А почему ты так тревожно?..

— Потому, что я чуть не начал верить в оборотней. Такие звуки…

— Я что, типа, кричала во сне?

— Нет, типа рычала. Тебе что, снились кошмары?

— Просто, винегрет из эпизодов патрульных будней, — сказала резерв-капрал.

— Хреновые будни, судя по звукам. Ты дрожишь.

— Такие приснились, — буркнула она.

— Ты из-за этого спишь, не выключая свет? — спросил он.

— Да. Давай, ты обнимешь меня, и мы просто полежим немного. Это скоро пройдет.

Норберт, не говоря ни слова, обнял ее, и крепко прижал к себе.

— Блин! — вскрикнула она, — Мои долбанные ребра!

— Черт, я забыл, — он ослабил объятия, затем аккуратно повернулся так, чтобы девушка оказалась лежащей на его торсе.

— Мне хорошо, — промурлыкала Валле через несколько минут, — а тебе, Норберт?

— Мне тоже. По-моему, у нас очень романтичное свидание. Как ты думаешь?

— Ну, я не знаю. У меня, все свидания были, типа, неромантичные. Сначала на родине. Дискотека — пиво — какой-то парень — секс — блин, что это было? Вот так несколько раз. Дальше эмиграция, и запись в Народный флот. Там первобытный стиль. Конец вахты — товарищ по экипажу — секс — блин, оргазм! Успели до новой вахты. Еще — на флотских каникулах. Y-клуб — какой-то мужик — секс — блин, оргазм! Нормально! Теперь можно посмотреть поселок, и поиграть в волейбол на пляже. А романтика… Откуда, блин?

— Романтика, — сказал бакалавр-экономист, — это когда ты слушаешь дыхание человека, который тебе по-настоящему нравится, и угадываешь его эмоции. Ты плывешь в этих эмоциях, как в волнах теплого моря, ловишь их ритм, растворяешься в них, или волны растворяются в тебе. При этом, ты остаешься собой, а волны остаются волнами.

Валле резко сменила положение: приподнялась и уселась по-японски на пятки. Затем, сосредоточенно провела ладонью по его животу, и сообщила:

— У меня сейчас такая ерунда в мозгах. Мы ведь случайно оказались рядом. E-oe?

— E-o, — подтвердил он, — на планете несколько миллиардов людей. Когда какие-то двое встречаются, это всегда случайность. Чертовски маловероятное событие. И некоторые предпочитают верить в судьбу, которая целенаправленно привела двоих в одну точку.

— А ты веришь в целенаправленную судьбу? — спросила она.

— Нет, — он улыбнулся, — я думаю: судьба выбирает руны, не глядя. Но я верю, что два человека могут угадать, что руны легли удачно для них. Не судьба, а мы сами делаем случайность — значимой. И в этот момент она перестает быть просто случайностью…

— …Норберт, подожди!

— Подождать?

— Да, — буркнула она, — это кажется смешным, но я вдруг испугалась, что влюблюсь.

— Это кажется смешным, — ответил Норберт, — но я не испугался, что влюблюсь. Если сегодня руны легли удачно, то…

— …К черту все! — перебила Валле, — Я хочу тебя прямо сейчас!..

…В такие моменты язык слов перестает действовать, и естественным ходом событий уступает игровое поле языку прикосновений. Да, это такая игра, в ходе которой губы, подушечки пальцев, и чувствительные поверхности ладоней исследуют изгибы тела, казавшегося минуту назад чужим, не совсем понятным, а минутой позже ощущаемого субъективно, как неожиданное продолжение собственного тела. Если встречная серия прикосновений происходит в унисон, то переход к (научно выражаясь) коитусу, очень гармонично продолжает игру. Математик мог бы сказать, что графическим признаком хорошей эротики является гладкость последовательности событий. Художник мог бы возразить: это не гладкость каких-то абстрактно-формальных событий, а эстетичность переплетающихся живых форм. Философ, выслушав их мнения, предположил бы, что математик и художник говорят об одной и той же сущности, но выражают ее разными семантическими инструментариями. Сочинитель любовных романов схватил бы свой ноутбук, и начал бы конспективно строчить что-то вроде: «он плотно накрыл ее своим тяжелым сильным телом, проникая собой в глубины ее существа, и от остроты этого проникновения, она застонала, обхватив его туловище своими гибкими ногами, будто живым обручем». Зоопсихолог прочел бы это псевдо-литературное словоизлияние, и прокомментировал бы: «Ну не дебил ли? Выучил бы анатомию что ли, перед тем, как барабанить! А кто-то потом удивляется, что тинэйджеры вставляют не то и не туда». Офицер Народного флота окинул бы жестким взглядом всю компанию наблюдателей, и рявкнул бы: «Это вам не кабаре, блин! А ну, мигом схлыньте на хрен отсюда!».