— А мы для фишзиллы тоже пищевые? — спросил Норберт, глядя, как около мангровых джунглей команда из трех индокитайцев добывает второй экземпляр такой твари.
Резерв-капрал скептически хмыкнула и сообщила.
— Фишзилла вырастает обычно до восьмушки центнера, и не нападает стаей, в смысле, никаких атак в стиле пираний. Так что для человека она опасна только в голливудских ужастиках. Мы жрем ее, но не наоборот. Кстати, эти ре6ята-охотники живут здесь же. Прикинь: соседи. Логика подсказывает, что можно купить у них рыбью тушку. Им не сожрать, столько. Их четверо, включая киндера, но ему полгода, значит, он не в счет.
— Валле, а откуда инфо про то, где они живут, и про киндера?
— Наблюдение, — ответила она, — я тут сижу почти два часа, и видела выход на охоту.
Бакалавр-экономист положил бинокль на столик-полочку, и спросил:
— Валле, почему? Мы, кажется, вместе заснули. Я проснулся, тебя нет, и… Тревожно.
— Хэх… Норберт, я не подумала, что ты будешь тревожиться. Типа, извини.
— Aita pe-a, Валле. Просто, хотелось бы понять: вдруг, что-то не так?
— Наоборот, — ответила она, — все очень так. Поэтому мысли всякие. И бессонница.
— Мысли всякие? — переспросил он, — А это секрет, или ты можешь поделиться этим?
— Я могу, Норберт. Только давай не здесь. Давай в гостиной, выпьем чая, покурим.
…
Гостиная. Чайник и чашки. Сигареты и пепельница. Облачко дыма под лампой. Оно закручивается в миниатюрный циклон от дуновений ночного бриза и причудливыми нитчатыми струйками уползает в окно. В ночь, где звезды и шум моря. Валле Хааст добавила к почти исчерпавшемуся облачку еще одно дымовое колечко, и сообщила:
— По ходу, любовь — усложняет. Прикинь?
— Все индивидуальное — усложняет, — ответил Норберт.
— В смысле? — не поняла она.
— В смысле, — пояснил он, — пока все люди определяются только комплексом ТТХ, все предельно просто. Одного человека всегда можно заменить другим с похожими ТТХ. Простая задача: как купить новую лодку взамен потерянной. Но если вещь окажется индивидуально-ценной, и получит дополнительную субъективную потребительскую полезность, то для субъекта соответственно, вырастет цена замены при потере вещи.
— Типа того, — Валле кивнула, — интересная наука экономика! Ты так четко объяснил.
— Я не объяснил, а формализовал проблему. Если некто субъективно повысил для себя полезность другого человека, то это риск больших потерь, если потребуется замена.
— ОК, Норберт. А какое решение этой проблемы, если по экономике?
— Его нет. Как нет общего решения для уравнений с полиномом выше 4-й степени.
— Хреново, — констатировала она, — слушай, Норберт, а тебя не напрягает говорить о человеке, как о вещи с какой-то потребительской полезностью?
— Моя профессия говорить так про все, — ответил он.
— Хэх… А как насчет того, что по Хартии человек не может считаться товаром?
— Товар и вещь, — ответил Норберт, — это не одно и то же. Хартия запрещает поступать с человеком, как с товаром: запрещает эксклюзив на него: владение и распоряжение. Но можно использовать человека не эксклюзивно, как полезную вещь. В этом состоит вся социальная жизнь. Люди по некому алгоритму пользуются друг другом, как вещами.
Валле Хааст слегка растерянно постучала маленьким, но крепким кулаком по столу.
— Хэх… Самого себя ты тоже считаешь вещью?
— Для экономики — да. Я ведь просто биосоциальный объект с определенными ТТХ.
— Ну, а я? Меня ты тоже считаешь вещью, или как?
— Нет. Я люблю тебя, значит, я субъективен, и не могу выступать профессионально.
— Ужас! — отреагировала она, — Знаешь, если так говорят в койке, то нормально. Типа, эмоциональный всплеск. Но если так в спокойной обстановке за столом, то ужас.
— Почему ужас? — спросил Норберт.
— Потому, что надо как-то ответить, а я без понятия, что у меня сейчас в мозгах.
— Валле! Это самый романтичный ответ на признание в любви.
— Алло! — она артистично поднесла воображаемую телефонную трубку к уху, — Алло, биосоциальный объект с определенными ТТХ! Давай ты не потеряешься, ОК?