Выбрать главу

Через какое-то время вся депутация во главе с Павлом направилась в Иерусалим. К ним присоединились и некоторые ученики из Кесарии. Они взялись сопровождать Павла до Иерусалима с тем, чтобы всех поселить к давнему ученику Мнасону Кипринянину. Когда делегация вступила в Иерусалим, то иудеи сразу возбудились. И было от чего. Вместе шли христиане из Македонии, Греции, Ассии, Кесарии и других городов. Национальность была забыта. В Иерусалиме же евреи этого признать не могли. Как же! Они единственный народ, избранный Богом. Со всякими другими нельзя и за стол сесть, а не то что разделить трапезу. То же было и в Иерусалимской церкви, где безраздельно властвовала иудейско-христианская партия, в которой на самом деле от христианства не было ничего, кроме ненависти к учению Христа, к его демократизму. Апостолов здесь не было, злейший враг Христа его родственник Иаков в своем величии доходил до маразма, накладывая на лоб золотую пластинку. Так называемые христиане в Иерусалиме считали, что новое учение, учение Христа, состоит в том, чтобы исполнять закон Моисея еще с большим рвением. Делом они не занимались, о своем пропитании не думали и, естественно, были нищими. С гордостью они называли себя «бедняками». Им-то и оказали помощь все церкви, делегации которых прибыли в Иерусалим. Любопытно высказывание некоторых на сей счет:

«Это были те же иудеи, только в усиленной дозе, и, конечно, Иисус удивился бы, если бы увидел, во что превратилось его учение в руках тех, кто хвастал своей особенной близостью к нему по крови и духу». Как же должна была встретить Павла и всех депутатов от язычников Иерусалимская церковь-мать? Так, как и встретила, с петлей в руках. Дары, естественно, были приняты, хотя об этом в «Деяниях апостолов» подробно не говорится, а точнее, сказано уже потом и то вскользь. Во всем было двуличие: дары приняли, а Павла обвинили (или, во всяком случае, молчаливо заподозрили) в попытке подкупа. Дескать, он хотел купить у Иерусалимской церкви титул апостола. Ничтожества! Павел заработал этот титул всей своей жизнью, а они присвоили себе полноту прав на наследие Христа. Когда хотят опорочить человека, пускают в народ слухи и басни. Они-то очень накрепко и надолго приживаются в народе. Так появились рассказы о нечестивом Симоне-волхве, который обманным путем за деньги хотел купить апостольский сан. Это, конечно, Павел, но сказать прямо не смели, а подкидывали байки, будучи убеждены, что все всё поймут. И не ошиблись, поскольку уже много лет лили на Павла поток грязи.

Вместо почета и благодарности Павлу было высказано серьезное обвинение: «Ты видишь, брат, сколько тысяч уверовавших иудеев, и все они ревнители Закона. А о тебе наслышались они, что ты всех иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисеева Закона, чтобы они не обрезали своих детей, и не поступали по обычаям. Итак, что же? Верно, соберется народ, ибо услышит, что ты пришел. Сделай же, что мы скажем тебе: есть у нас четыре человека, имеющие на себе обет. Взяв их, очистись с ними и возьми на себя издержки на жертву за них, чтобы остригли себе голову, и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать Закон».

Павел согласился подтвердить всем иудеям, что он соблюдает закон. Много книг написано о том, почему он это сделал. Почему он стал на колени перед этими ничтожествами? Но можем ли мы, простые смертные, судить Павла? Можем ли мы понять его? Павел был не человек, а чистая идея. Он был пассионерием, в котором была заложена программа свыше делать порученное ему дело. Его били палками, побивали камнями, обливали грязью, угрожали, обвиняли, унижали, а он делал порученное ему дело. И не потому, что был так смел, а потому, что иначе не мог. Порученная ему задача была выше, сильнее инстинкта самосохранения, гордости. И от этой задачи он ни при каких обстоятельствах отказаться не мог. Это надо понять и не судить людей избранных по обычным меркам, не угадывать ход их мыслей и доводы за и против. Павел пошел на это ради самой идеи, ради дела распространения христианства. Он всегда стремился избежать раскола в христианской церкви и делал все, чтобы сохранить ее единство.

Требование иерусалимских пастырей состояло в том, чтобы Павел публично покорился закону и им, конечно. Формально суть дела состояла в следующем. В нищем городе Иерусалиме считалось актом праведности стать назиром. Назир — это духовный сан. Чтобы стать назиром, надо было пройти посвящение, которое включало в себя принесение определенных жертв. Сами нищие на это средств не имели и стояли в очереди, ожидая, когда появится богатый грешник, желающий избавиться от греха путем оплаты за «острижение назира». Были такие богатые грешники, которые платили не за одного кандидата в назиры, а за сотни. Так они становились святыми, а бедняки становились назирами. Павел должен был уплатить за остриг четырех назиров и сам, наравне с ними, должен был пройти через эту процедуру. Затем остриженный должен был находиться в храме без пищи семь дней или более. Так на второй день своего пребывания в Иерусалиме Павел в компании четырех нищих оказался в храме, проходящим острижение и посвящение в назиры.

С каждым днем иудеи распалялись против Павла все больше и больше. Это была страшная, лютая ненависть. Они распускали слухи о том, что Павла видели гуляющим по Иерусалиму вместе с необрезанным язычником из Ефеса. Придумали, что Трофим ходил с Павлом и в храм, чего на самом деле не было. Значит, осквернили храм. А это уже позволяло поднять бунт против Павла.

Евреи всегда были фанатиками, им ничего не стоило забить человека камнями. Вот и тут они возжелали смерти Павла. Дирижеры из Иерусалимской церкви подстрекали на это толпу, чтобы убрать со своей дороги Павла.

Когда на пятый день Павел с четырьмя нищими проходил обряд посвящения в назиры, в храме иудеи подняли крик: «Мужи израильские, помогите! вот человек, который повсюду учит против иудейского народа и Закона и святого места сего. Вот осквернитель храма, который ввел в святилище язычников!» Толпа фанатиков росла на глазах. Павла схватили и хотели убить. Но в храме убивать запрещал закон. Павла выволокли их храма, а служители тут же закрыли за Павлом дверь, оставив его один на один с разъяренной толпой. Павла стали бить, но вмешались римские власти, и Павел остался жив. Тогда прокуратор Иудеи располагался в Кесарии. В Иерусалиме следил за порядком тысяченачальник (трибун когорты). Он со всеми своими солдатами, к счастью, размещался в северо-западном углу храма в башне Антонии.

В «Деяниях апостолов» события описаны следующим образом:

«Когда же они хотели убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился. Он, тотчас взяв воинов и сотников, устремился на них. Они же, увидевши тысяченачальника и воинов, перестали бить Павла. Тогда тысяченачальник, приблизившись, взял его и велел сковать двумя цепями, и спрашивал: кто он и что сделал? В народе одни кричали одно, а другие другое; он же, не могши по причине смятения узнать ничего верного, повелел вести его в крепость. Когда же он был на лестнице, то воинам пришлось нести его по причине стеснения от народа. Ибо множество народа следовало и кричало: «Смерть ему!» При входе в крепость Павел сказал тысяченачальнику: можно ли мне сказать тебе нечто? А тот сказал: «Ты знаешь по-гречески? Так не тот ли ты египтянин, который перед сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?» Павел же сказал: «Я иудеянин, тарсянин, гражданин небезызвестного Киликийского города; прошу тебя, позволь мне говорить к народу». Когда же тот позволил, Павел, стоя на лестнице, дал знак рукою народу, и когда сделалось глубокое молчание, начал говорить на еврейском языке так:

«Мужи, братия и отцы! Выслушайте теперь мое оправдание перед вами». Услышавши же, что он заговорил с ними на еврейском языке, они еще более утихли. Он сказал: «Я иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге, как и все вы ныне; я даже до смерти гнал последователей сего учения, связывая и предавая в темницу и мужчин и женщин, как засвидетельствует о мне первосвященник и все старейшины, от которых и письма взяв к братиям, живущим в Дамаске, я шел, чтобы тамошних привести в оковах в Иерусалим на истязание. Когда же я был в пути и приближался к Дамаску, около полудня вдруг осиял меня великий свет с неба. Я упал на землю и услышал голос, говоривший мне: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» Я отвечал: «Кто Ты, Господи?» Он сказал мне: «Я Иисус Назарей, которого ты гонишь». Бывшие же со мною свет видели и пришли в страх, но голоса Говорившего мне не слышали. Тогда я сказал: «Господи! Что еще делать?» Господь же сказал мне: «Встань и иди в Дамаск и там тебе сказано будет все, что назначено тебе делать..».