А идеи эти уже весьма отдалены от того, что изображено в синоптических евангелиях, от народного иудаизма. Вместо них появилась метафизика, многое из которой взято из египетской теологии, а также от греческой философии. Здесь пропагандируется идея воплощенного разума (божественного разума), который в той или другой ситуации принимает конечную форму. В религии Египта признается существование единого Бога, который живет в существе. Этот Бог порождает себе подобного, который является двойственным Ему, и в то же время оба они составляют единое целое. Так и из Христа сделали такого двойственного Богу Бога, Сына Бога Отца. Поэтому и следует, что Христос существовал еще до своего рождения, то есть от начала всех времен. Поэтому В Евангелии от Иоанна Христос обозначен Словом, как и у египтян. Они этого первенца называли еще Солнцем. Издревле привыкли считать «Слово» божественным исполнителем, посредником, через которое Бог воздействовал на внешнее.
По греческой философии, проявление Бога в мире есть Логос. Можно сказать, что Логос — это Бог проявленный. Он является законодателем, просветителем, голосом Бога по отношению к духовному человеку. Это и есть Дух Божий. Логос — это Бог в человеческом образе. Цель человека состоит в том, чтобы познать Бога, созерцать разум. Только с этим познанием человек получает истинную, настоящую, полную жизнь. Раз Логос принимает человеческий облик, то и Христос есть воплощение Бога, Логос. Поэтому в Евангелии от Иоанна Христос — воплощенное «Слово» (Логос). Собственно в Апокалипсисе, который сочинили те же авторы, которые составили Евангелие от Иоанна, Христос проявляется под именем «Божьего Слова». В последних посланиях Павла Христос практически отделен от человечества.
Второе пришествие Христа в рамках этой метафизики трактовалось в понятиях двойника (Параклета). Бог создаст этого нового Христа взамен того, что был, и пошлет его на землю, чтобы утешить его учеников. В данном случае все едино — что Христос, что Его двойник. Все создается Богом, все исходит от Бога. Поэтому Христос сидит на престоле по правую руку от Бога-Отца. Такая композиция отнюдь не нова. Такая же роль отводилась богине Афине. Об этом сказано так: «Она живет в своем отце, тесно связанная с его существом, она дышит в нем; она его подруга и советчица. Она сидит по правую руку; она верховная исполнительница его повелений, имеющая одну с ним волю, так что ей можно присвоить все дела ее отца». При боге Амоне такую же роль исполняла Изида.
Так христианские богословы, для обоснования исключительности их власти над верующими, превратили Христа из Сына Человеческого, сострадающего людям, в весьма отвлеченное понятие, в Слово, в Логос. Такой Логос не должен знать ни искушений, ни слабостей. В этом Христе-Логосе все существует заранее, все определено априори. При этом ничто не происходит естественно, все известно наперед. При такой постановке проблемы Христос не должен страдать, поддаваться страстям, просить Бога освободить его от рокового часа. Если все раз и навсегда запрограммировано, то ничто не может быть изменено.
По воле христианских богословов Христос обречен вести эту заказную, запрограммированную жизнь, которая, как заученная роль, может развиваться только по одному сценарию. Конечно, с истинным Христом, который жил, страдал, любил, негодовал, ел и пил вино, этот Логос не имеет ничего общего. Но богословам надо было обосновать такой неестественный культ для того, чтобы безаппеляционно управлять массами верующих. Они забыли о том, что в учении Христа главное — забота о ближних, о слабых, нищих, нуждающихся. Свои дела и успехи они стали исчислять другими величинами — числом верующих, количеством приходов (а значит, и доходов), количеством епископов и кафедр. А забота о человеке из их поля зрения исчезла и вовсе. Им не до этого. Началась эпоха большой политики, борьбы за доходные места, борьбы за паству. А в этой борьбе, как и в любой политике, все средства хороши. К ним и прибегали.
Встав на путь метафизики и гностицизма, псевдо-Иоанн изгнал из Христа все человеческое. Остались только отвлеченные понятия. По этому же пути шел гностицизм, для которого Христос сделался чистой, бестелесной сущностью, эоном, который никогда не жил обычной земной жизнью. Гностики и псевдо-Иоанн идут по одному пути. Только Иоанн не сделал последнего шага. У гностиков те же понятия: Слово, Начало, Жизнь, Истина, Благодать, Параклет, Плерома, Единородный Сын.
Такая трактовка Христа была принята христианами (их пастырями) не сразу. Даже до конца II века Евангелие от Иоанна встречало только равнодушие, и даже противодействие. В этот период признавались только синоптические евангелия. Но положение церкви менялось. Она стала приобретать власть, и ей очень даже пригодилась та трансформация Христа, которую выполнил псевдо-Иоанн. Поэтому в конце II века Евангелие от Иоанна христианской церковью было принято на вооружение. Вскоре это евангелие восторжествовало полностью. Оно оказалось очень удобным для христианских пастырей, желавших укрыться в крепости метафизики и обладать властью над верующими вечно. Повесть о еврейском пророке в Галилее с его человеческими бедами, муками, страстями была заменена трактатом в метафизическом духе. Здесь нет ничего человеческого. Здесь есть Слово, которое было у Бога, Слово, которое все сотворило, Слово, воплотившееся, живущее среди людей, так что известное число избранных смертных имели счастие его видеть, касаться его своими руками.
Так в четырех евангелиях, которые вошли в Новый завет Библии, произошел колоссальный сдвиг от реальной жизни Иисуса до полностью абстрактного образа, который превратился в слово, Логос. В последнем, четвертом евангелии, чисто человеческая мечта о справедливой жизни и всеобщей любви перешла в мир отвлеченностей. Из этого мира уже было исключено верование в близкую кончину мира. В этом евангелии нет вещественного появления в облаках, нет притч, нет бесноватых, нет Царствия Божьего, нет еврейского Мессии и практически нет иудаизма. Иудаизм уже забыт, он осужден. Осталось только одно убеждение, что «евреи» — злые люди, враги истины. Они злые уже хотя бы потому, что отказались принять Христа-Слово, которое Бог прислал к ним. Поэтому актуальность еврейского вопроса исчезла. Такого вопроса больше нет. Обрезаться или не обрезаться? Об этом уже никто не спорит, и вообще обрезание — бред. Употреблять ли в пищу жертвенное мясо — тоже не актуальная проблема. Не только исчезла острота этих проблем, но и сами проблемы исчезли. Автор евангелия вообще не хочет ничего знать о евреях. Он помнит только одно — что они убили Христа.
Так Евангелие от Иоанна освободило христианство от множества первородных связей. Христианская метафизика, черты которой обозначились в Посланиях Павла колоссянам и в Послании ефесянам, получила развитие в Евангелии от Иоанна. Так получилось евангелие, которое приятно всем христианам, независимо от их национальности. Национальный вопрос ушел в прошлое. Можно забыть, что Иисус был евреем, можно забыть о законе, обрезании, об иудеях-христианах. Следовало бы забыть и об Апокалипсисе Иоанна, который так напыщенно обрушивался на церкви Павла и предсказания которого о конце Римской империи и вообще всего мира так и не сбылись. Ясно, что происходит отделение христианства от иудаизма. Но дорогу по целине для этого отделения пропахал Павел. Этот гигант духа, этот непреклонный боец. Прошло время, и по проторенной Павлом дороге пошли другие. И пошли, естественно, дальше. Если Павел считает, что Иисус исполнял закон, хотя и отменил его для других, то в Евангелии от Иоанна проявляется полная антиапатия к евреям, как к нации и как к религиозному обществу. В этом евангелии Христос говорит не о своем (как еврея) законе. Обращаясь к евреям, он говорит: «ваш закон». Закончилась дискуссия о том, чем оправдывается человек — верою или делами. Необходимость в такой дискуссии отпала. Главным оказалось познание истины, наука, то есть мистика. Спасение человека не в вере, не в законе, а в гнозисе, в познании, в посвящении в известные таинства. Так христианство сделалось своего рода тайной философией. Об этом не могло быть и речи во времена Петра и Павла.