В иудейской, как и в греческой образовательной системе, наступает момент, когда нужно покинуть родной дом и отправиться в далекий университетский город, чтобы довести до совершенства свое образование. И этот момент скоро наступает[131].
В один из дней отец Савла решил отправить его продолжать занятия в Иерусалим, что часто практиковалось у иудеев диаспоры. Позже Вавилонский талмуд, вменив ему в вину отсутствие местного древнееврейского образования, будет настойчиво рекомендовать Савлу снова обратиться к нему в возрасте шестнадцати или семнадцати лет. Сколько же лет было Савлу, когда он покинул Тарс? Сам он, кажется, ссылается на систему занятий по возрастам, принятую в греческом мире. Когда речь идет о том, что он прибыл в Иерусалим в возрасте «первой молодости» — возрасте своего вступления в пору neoi[132] — употребляется обычное среди эллинизированных иудеев выражение, заимствованное из официального словаря греческого города, где категория «молодые» имела общее значение и для представителей государственной власти, и учеников гимназий и философских школ и относилась к определенным возрастным группам[133].
Тем не менее трудно определить, кого конкретно нужно понимать под словом «молодой». В Афинах так обычно называли молодых людей от девятнадцати до двадцати пяти лет, но возраст neos можно считать до тридцати лет. Молодой студент всегда застенчив и краснеет, он не повышает голоса перед учителем… Во всяком случае, он еще не имеет полной правоспособности. Короче говоря, молодость — это время ученичества, когда главенство принадлежит отцу; в Тарсе «молодой» двадцати лет — несовершеннолетний в юридическом отношении; он должен получить согласие своего отца, чтобы сменить школу или университетский город, даже если он сам делает свой выбор[134]. Для иудея «молодость» это в первую очередь тот возраст, когда он лично обязуется соблюдать Закон[135]; это возраст самостоятельности в сфере нравственной и религиозной; возраст финансовой независимости, когда нужно самостоятельно платить годовой налог в иерусалимский Храм[136]. Это возраст товарищества, дружбы и женитьбы. Но молодой иудей в отличие от молодого грека мог считаться совершеннолетним уже с четырнадцати лет[137].
«Молодость» — это была скорее категория нравственная, и даже религиозная или гражданская, чем какой-то определенный возрастной период, хотя в иудейской среде, как и в греческих городах, система образования основывалась на циклах. К четырнадцати годам заканчивали начальное образование, после чего покидали свой дом. Для молодого грека важно было получить риторическое образование, которое давалось в частных школах[138]. Для молодого иудея этот этап был еще более важным: считаясь совершеннолетним, он мог теперь ознакомиться с толкованиями и фарисейскими преданиями и, в частности, разбирать исследования Библии; некоторые сразу же начинали проходить стажировку в различных общинах, чтобы лучше выказать свои достоинства[139]. Второй переломный момент наступал к девятнадцати-двадцати годам: с этого времени греки из интеллектуальной элиты посещали философские школы приблизительно до двадцатипятилетнего возраста[140], тогда как молодой израильтянин выбирал себе уже и общину, и наставника [141].
Что касается именно Савла, то проблема заключается в том, чтобы установить, покинул ли он Таре с наступлением иудейского совершеннолетия, то есть в четырнадцать лет, когда его сверстники-греки только начинали свое риторическое образование, или позже, годам к двадцати, уже воспользовавшись тем, что мог дать его родной город Таре в начальном и университетском образовании. В ту эпоху Таре действительно утвердился как один из огромных культурных центров эллинизированного Востока, хотя его гимназии были новыми учреждениями [142]. Они старались имитировать афинский университет и полностью равнялись на афинский уклад[143]. Все направления свободных искусств присутствовали здесь: поэзия[144], философия со стоическим местным колоритом [145], наконец, риторика, или, вернее, спонтанные формы народного красноречия[146]. Это был не классический университетский город, а скорее место перехода[147] и встреч, где можно было приобщиться ко всему.
Что знал Савл об этих интеллектуальных кругах Тарса? Он вряд ли имел какие-либо знания в стоицизме, хотя и достаточно хорошо здесь представленном, потому что в эти школы зачисляли только к двадцати двум-двадцати трем годам, а к этому возрасту Савл, безусловно, закончил свои раввинские занятия. Он мог, конечно, иметь какие-то понятия о стоицизме, например, со слов своего отца или от наставников синагог, так как фарисеи интересовались этим направлением идей[148]. Проблема риторического образования, получаемого обычно между пятнадцатью и двадцатью годами, гораздо сложнее. В некоторых речах апостола — среди старейшин в Ефесе и особенно перед Феликсом и Агриппой — используются греческая терминология и манера рассуждения, но их действительное строение указывают больше на автора «Деяний», бесспорно, находившегося под влиянием классических форм повествования; к тому же нам неизвестно, в каком духе историки древности систематизировали, перевоспроизводили речи, чтобы придать им назидательный характер. Единственное прямое свидетельство, которое указывает нам на ораторский талант Павла, это его речь, которую он произносит в обвинение Кифы [149] в Антиохии: она сохранилась в его архивах, и часть ее он включит в свое Послание к Галатам[150]. Итак, он использует понятие «культура» в философском смысле, но мысли выражает, скорее, древнееврейским способом, чем греческим, основанным на повторении и активности слов. Сам Павел считал свои слова «банальными», «достойными презрения» с точки зрения греков [151]. Все это вряд ли может служить доводом в пользу предположения, что он обучался риторике в Тарсе и имел продолжительное знакомство с ее классическими образцами.