В сохранении этой связки и возникает в зародыше идея новозаветной троицы в их неразделимом единстве. Но сформулировано это будет позднее. Для Павла же наследник есть всего продолжатель – посредник в распространении влияния Бога Отца. А он сам – посредник в вере в Христа Иисуса.
Павел переходит от понятной для любого еврея связи физического рабства (египетского) с рабством у ложных богов к аналогии отождествления последних с рабством Закона. Собственно, именно тогда он впервые прямо использует аналогию, понятную для язычников. Причём тождество Закон=ложные боги предполагаются очевидными для слушателей. Закон по своему принудительному воздействию такой же, что и ложные боги. Что-то похожее должны были думать новообращённые. Да и сам Павел в пылу полемики готов подписаться и подписывался под таким отождествлением. Отождествление с «немощными и бедными стихиями», миром «греха и плоти» при этом сохраняется. Ключевым словом для такого рода отождествления является «рабство», как таковое. Точнее, антитеза «рабство» – «свобода». И Павел при каждом удобном случае применяет и применяет его, буквально вдалбливая его в головы сомневающихся, превращая его в своего рода якорь (в понимании НЛП) для вызывания нужных эмоций отторжения от заблуждений «истины». Рабство египетское, рабство закона, рабство плоти и рабство греха – всё это одно и тоже рабство и должно быть исторгнуто из сердца верующего при одном только произнесении этого слова.
По существу, для Павла «свобода от рабства» есть лишь подчинение («добровольное») «Истинному Богу». Но свобода от одного бога предполагает свободу для другого бога. Т. е. рабство под одним Богом. Пусть с любовью, но рабство.
Для Павла вера в Иисуса как воскресшего Господа является первым знаком обновления верующих и свидетельство принадлежности их новому сообществу. Только знаком, но не сущностью их бытия, как это должно быть. Он не очень заблуждался на сей счет.
«Вера», как он убеждался не раз на собственном опыте, только знак о намерениях, выборе направления жизни, но не сама жизнь.
В этом она равноценна с «обрезанием», как символом. Недаром у Павла они сопоставляются в равном качестве.
«Жить по Духу, к чему призывает Павел, как выясняется, значит жить по Закону, ибо, как он сам говорит, что «против этого нет закона». Отождествление Закона и «плоти» здесь не работает, – часто встречающееся у Павла противоречие. Но подтверждающее, что «обрезание» лишь знак ничего незначащий. Для Павла суть в том, чтобы, не цепляясь за частности, сохранить общую направленность веры в Христа, как для своих сторонников, так и для иудохристиан. Но «прежде чем объединяться, надо разъединиться» – этот принцип и исповедует Павел: надо выделить эти частности, чтобы можно было их отбросить, показав их «частность». Или приучить считать их «частностями». И жизнь подтвердила правильность такой установки: ограничения в еде, обрезание и т. д. были отброшены, но сохранилось и было признано основное ядро Закона – нравственные установления.
Читая Послания Павла, невольно возникает вопрос о доступности для восприятия на слух галатами, особенного учитывая низкий культурный их уровень, языка, которым пользуется апостол. Языка созданного иудейскими богословами и назначенного для функционирования в достаточно развитой иудейской культурной среде. Или его слушателями были люди, владевшие в той или иной степени, этой культурой?
Первое послание Фессалоникийцам
Глава 1
Послание начинается достаточно традиционным приветствием с представлением себя «со товарищами» церкви Фессалоникийской «в Боге Отце и Господе Иисусе Христе» в качестве посредника в передачи «благодати вам и мира от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа (1:1). В одной фразе Павел с самого начала общения устанавливает принципы субординации со своими адресатами, отводя себе роль ведущего посредника в контактах между Богом и фессалоникийцами, строением фразы подчёркивая особенно приближённый статус авторов, точнее, первого, выделяемого положением в перечне, по отношению к Богу Отцу и Иисусу вплоть до неявного отождествления с ними. По крайней мере, при общении с верующей братией. Но он не забывает упомянуть общность «Бога Отца нашего» как символа общности судьбы их, хотя бы рамках уже устоявшейся формулы.