В той же фразе Павел продолжает укреплять свою значимость через пространное утверждение сути благодати своего символа веры: «от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа, который отдал себя Самого за грехи наши, чтобы избавить нас от настоящего лукавого века, но по воле Бога и отца нашего».
Очевидно, Павел цитирует уже готовую формулу, устоявшуюся в его сознании. Трудно сказать, явилась ли она плодом его собственного размышления, или он был её «оформителем», но то, что он считал её полностью «своей», вряд ли стоит сомневаться.
Несколько замечаний по поводу этой формулы.
Соотношение очерёдности упоминаний Бога Отца и Иисуса Христа: в первом упоминании «Но Иисусом Христом и Богом Отцом, воскресившим Его из мертвых» Христос стоит впереди Бога Отца, роль которого сводится лишь к воскресению того из мертвых; далее, сохраняя субординацию Бог Отец – Иисус Христос, Павел акцентирует ударение на спасающей роли Христа от грехов и избавлении от «лукавого века»; Бог Отец присутствует лишь в добавлении «по воле Бога и Отца Нашего». Завершается фраза славословием: «Ему (Христу) слава во веки веков. Аминь». Т. е., неявно, возможно бессознательно, Павел выделяет Христа в основу своего мироощущения. Он чувствует себя исключительно посланником Христа. Бог Отец для него лишь отец Иисуса и преимущественно этим представляет интерес для Павла. По крайней мере, в данный момент. Ведь цель его отстаивать чистоту христианства от покушений иноверующих.
И ещё одно добавление: для Павла, явно, основной функцией Христа, смыслом Его воскресения, является функция спасителя. В этом он принципиально расходится с линией самого Иисуса, считавшего своей задачей достижения Царства Божиего на Земле через совершенствование человека, обретшего истинную веру в Бога. Для Павла, по крайней мере, в этом Послании, Царство Божие не является предметом первой важности. Пока нужно укрепиться в истинной вере. Хотя он и упоминает об избавлении «от века лукового».
И уже в следующем абзаце (с 1:6) Павел даст волю своему негодованию: «Удивляюсь, что вы от призвавших вас благодатью Христовою так скоро переходите к иному благовествованию, которое впрочем не иное, а только есть люди, смущающие вас и желающие превратить благовествование Христово».
Судя по данной фразе, основным для Павла в сложившейся ситуации было не искажение сути благовестия, но что «есть только люди», которые взяли на себя смелость проповедовать у галатов и стали для них более значимы, чем сам Павел. Павел не может ничего возразить по существу, но факт появления на «его территории» чужих его глубоко задевает; сам он не проповедует на «занятых» территориях и не желает делить свою территорию с другими. Тем более, что расхождения по существу благовестия все же были. Но по ним Павел не желает вступать в полемику. Здесь он непримирим и готов предать их анафеме.
В Павле здесь пробивается иудей, воспитанный на примере ветхозаветного гневливого Бога: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что благовествовали вас, да будет анафема». И тут же повторяет свою анафему: «Как прежде мы сказали, так и теперь, еще говорю: кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема» (1:6–9).
И подсознательное сравнение «мы» или «Ангел с неба» (положительная коннотация) помимо чисто риторического значения для Павла звучит вполне естественным. Павел в запале считает себя как бы выше ангелов, которые могут исказить суть благовестия, полученного им непосредственно от Иисуса Христа. Интонация этих строк, как и последующих, весьма наступательна. Павел не убеждает, но утверждает. Фразы построены четко и ясно артикулированы, не допускают никакого возражения. Он обличает. Явно звучат интонации Ветхого Завета с Богом указующим и наказующим.
По стилю и психологии таким и должно быть послание периода утверждения нового учения. Именно так и должен отстаивать Павел дорогое и единственное для него учение – благовестие через утверждение своего не «через человека», но избранностью высшей силой, самим Христом. Эта высшая сила даёт ему право провозглашать анафему иным нечестивцам.