Выбрать главу

Но выдержать претендующую высоту обличителя Павел не может. И он стремительно понижает тональность, переходя на оправдывающийся тон и пускается в пространные объяснения и обоснования своих претензий. Т. е. он демонстрирует тип личности неустойчивый, переходящий от взрыва эмоций к релаксации. Уже в (1:10) он просительно оправдывается: «У людей ли ныне ищу благоволение, или у Бога? Людям ли угождать стараюсь? Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым». По сути, Павел ищет извинения своему наступательному вступлению. И между выбором «угождать людям» или быть «рабом Христовым» он выбирает последнее: «Быть рабом Христовым», То, что во всех случаях он «будет рабом», ему не приходит в голову.

Он и есть раб в душе, в своей сути. По своему психотипу Павел убеждённый исполнитель некой высшей воли – «божественной». Для стимуляции его деятельности нужно одобрение свыше: до «обращения» он был рабом «иудейского Бога», после – Христа, отстранив в своём сознании Бога несколько на второй план, но сохранив все его прерогативы. Собственно, иудейский Бог претерпел трансформацию аналогичную замещению отца сыном в языческих религиях.

Главное – найти господина, нужного именно тебе. Для Павла это Господь. И он верный его раб по убеждению. И в этом его счастье, его жизнь. И Павел пускается в пространные воспоминания о всём пути к Господу, не к Богу Отцу, но к Иисусу Христу.

Но остаётся вопрос: «У каких людей я ищу благоволения?» Кому я должен угождать? Возможно, тем, кто себя считает вровень с Богом? Иерусалимским апостолам, претендовавшим на статус особых отношений с Богом? Собственно, далее он и пытается обосновывать свои собственные особые отношения с Богом через Иисуса Христа.

И в (1:11–12) он, прежде всего, утверждает выделённость своего благовестия – евангелия, которое «не есть человеческое, ибо и я принял его и научился ни от человека, но через откровение Иисуса Христа».

Далее следует рассказ о преображении личности Савла – гонителя «церкви божией», в иудействе пребывавшего и преуспевавшего более многих сверстников.

Павел пишет с видимой гордостью: «и преуспел в иудействе более многих моих сверстников, будучи чрезмерно ревнителем отеческих моих преданий» (1:14). По-видимому, он был достаточно впечатлительным с детства, любил слушать и воображать себя героем отеческих преданий. Вряд ли был физически сильным, чтобы играть активную роль в детских играх. Заметим, что во время смерти Стефана, его роль ограничивалась лишь стоянием в стороне на карауле сброшенной одежды. Но в своём воображении он был безусловно первым. Он, очевидно, был интровертом, углублённым в свой внутренний мир, Не столько интеллектуалом, сколько пестующим внутренние переживания. Он вдохновитель, но не трибун харизматического толка.

Но после того, как Бог «благоволил открыть во мне сына своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, – я не пошёл тогда же советоваться с плотью и кровью и не пошёл в Иерусалим к предшествующим мне Апостолом, а пошёл в Аравию, и потом опять возвратился в Дамаск.

Для Павла Аравия стала «сорока днями в пустыне», после которых он вступил на путь Христа уже полностью созревшим. После Аравии он стал Павлом. Для него изменился масштаб мира: из иудейского он стал всеобщим. Создаётся впечатление, что именно в Аравии Павел приобщился к сути Благой вести. Он «прозрел», получив сильнейший эмоциональный импульс «просветления», который изменил его психологическую направленность, его установки, но который должен найти выход в деятельностном начале – проповеди Христовой. Он должен реализовать полученный им импульс и разделить его «с миром». Но для этого он должен пройти ту или иную школу в том же Дамаске, Аравии (?). Ананий (?) возможно был посредником в направлении ессейства: у Павла часто звучат мотивы отрицания «этого мира», «света дня», «тьмы ночи» и т. д.; он склонен к аскетизму. Последнее, впрочем стимулировалось его личными физиологическими особенностями (болезненностью, склонностью к «видениям»). Но, очевидно, что своё учение Павел не проходил «в церквях» Иудеи, «где не был известен».

Павел, по существу, воссоздаёт канву биографий будущих святых: начиная от предопределения божественного, «когда Бог избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью своей» (1:15), продолжает «испытанием в заблуждении» гонителем истинной веры и через «внезапность просветления» («видения») преобразует его в «раба Христова». Здесь намечены все этапы биографии будущих святых. Тем более, что они опираются на глубинные слои языческого сознания (предопределённость к избранности в лоне матери, период «заблуждения» и т. д.).