«Мотовиловка — село по обеим сторонам речки Стугны, выше Василькова в 14-ти верстах, разделяется на две части, из коих расположенная на правой стороне, называемая Великою, принадлежит помещику Руликовскому. Здесь он имеет хороший каменный в два этажа дом; земли числится в имении 3647 десятин, жителей в ней обоего пола православных 1116, евреев 220. Предание говорит, что Мотовиловка в давние времена была местом или городом Мина, обитаемым греками. Во времена набегов печенегов или половцев (по народным преданиям татар) город этот подвергся совершенному уничтожению».
Лоцией по приднепровским степям служит старинная книга с длинным, как полагается, названием «Сказания о населенных местностях Киевской губернии, или статистические, исторические и церковные заметки о всех деревнях, селах, местечках и городах, в пределах губернии находящихся. Собрал Л. Похилевич. Киев. В типографии Киево-Печерской лавры. 1864 год».
Уминая сапогами снег, под которым спят печенеги, греки, половцы, века и тысячелетия, — шагают вдоль Стугны несколько сот пехотинцев, чтобы наслоить на этот чернозем еще одну историческую полоску, поверх которой уже набежало теперь полтора века — Гражданская, Отечественная…
У мотовиловской корчмы ждут прибытия главных муравьевских сил две роты Черниговского полка, не приходившие вчера в Васильков. Сергей Иванович прибывает в темноте, произносит речь. Роты — без командиров: один из них, капитан Вульферт, недавно встречавший сочельник у польского помещика, удрал из села; другой, капитан Козлов, целый день уговаривал своих гренадеров, чтобы не шли за Муравьевым, и сейчас, переодетый в солдатскую шинель, приседает, чтобы его даже темной ночью не узнали по высокому росту.
Гренадеры молчат, Муравьев не настаивает, они уходят в Белую Церковь. Через несколько месяцев Козлову дадут орден, чин подполковника и вместе с ротой переведут в гвардию, в тот самый лейб-гвардии Московский полк, что вышел на Сенатскую площадь 14 декабря (и теперь вместо солдат, сосланных в Сибирь и на Кавказ, нужны новые…).
Рота Вульферта разделилась — одни ушли вслед за командиром, другие остались. Вульферт через несколько месяцев также награжден, но умеренно…
Меж тем еще целую роту ведет в Мотовиловку подпоручик Быстрицкий.
Когда после разгрома восстания его привезли в Могилев к начальнику штаба армии и когда генерал Толь сказал ему: «Вы могли бы удержать роту и тем заслужить награду», он отвечал: «Ваше превосходительство, я, может быть, сделал глупость, но подлости никогда».
Последняя ночь последнего года…
Сергей Муравьев: «Я решил здесь передневать, дабы не возбудить ропота в солдатах».
Унтер-офицер Кучков: «Что нам медлить, зачем еще дневка? Лучше бы без отдыха идти до Житомира».
Солдаты одобряли слова проницательного и опытного Кучкова. Командир их, барон Соловьев, смущен. Он чувствует справедливость того, что говорят нижние чины, но, желая их успокоить, хладнокровно объясняет: — Подполковник лучше нас знает, что делать: надобно подождать, а тем временем проведать, какие полки идут против нас.
1 января. В Санкт-Петербургской крепости 16-е заседание высочайше учрежденного следственного комитета.
Рассмотрены показания Горского, Пущина, Сутгофа, Сомова, Горожанского, Свистунова, Рылеева, Трубецкого…
Заключенный Якубович просит белье, одеяло, сюртук, восковые свечи, книги и красное вино.
«Высочайше повелено удовлетворить, но сообразить с комендантом».
В это же время из Петербурга в Варшаву мчится фельдъегерь с письмом Николая — брату Константину: «Факты не выяснены, но подозрение падает на Мордвинова из Государственного совета, а также двух сенаторов — Баранова и Муравьева-Апостола; но это почти только подозрения, которые выясняются с помощью документов и справок, которые каждую минуту собираются у меня в руках».
Мятежный полк в украинском местечке. Тысяча солдат, горстка командиров, сотни жителей — и, как обычно, одну и ту же историческую картину разные зрители видят неодинаково.
Черниговские офицеры запомнят, что, объезжая караулы, Муравьев был окружен народом, возвращающимся из церкви. «Добрые крестьяне радостно приветствовали его с новым годом, желали ему счастья, повторяли беспрестанно:
— Да поможет тебе бог, добрый наш полковник, избавитель наш».
Хозяин Мотовиловки, помещик Руликовский:
«На новый год, в первый день первого месяца 1826 года, в четвертом часу пополуночи в буфетную пришел солдат с просьбой дать ему какой-либо закуски для Муравьева и квартировавших с ним его товарищей. Когда это было дано, солдат заказал и для себя горячий завтрак… Солдаты силой забирали все, что было приготовлено для офицеров и унтер-офицеров, приговаривая: „Офицер не умрет с голоду, а где поживиться без денег бедному солдату!“