Суд разрешил своей жертве сесть и начал допрос, надеясь на скорую капитуляцию обвиняемого. Однако очень скоро судьи поняли, что не могут ни запугать, ни унизить этого непонятною человека, который целиком в их власти, но перед которым они испытывают неловкость и смущение. Даже на самые обычные вопросы он отвечал неожиданным и приводящим их в замешательство образом.
— Как твое имя, как имя твоего отца, откуда ты родом, каков род твоих занятий и сколько тебе лет?
— Меня зовут Васил, отца звали Иван. Я из Карлово, мне двадцать шесть или двадцать семь лет[254].
Мое занятие — облегчать участь болгар, и я езжу по стране, чтобы дать им упование[255].
Несмотря на трудности, пережитые в пути, и душевную подавленность, Левский тщательно обдумал, как ему следует вести себя на суде, и вошел в зал с готовой стратегией. Данную им клятву ничего не выдавать врагу можно было сдержать по-разному. Он мог полностью отказаться отвечать на все вопросы, а мог превратить скамью подсудимых в трибуну и в страстной речи заявить во всеуслышание о стремлении народа к свободе. Левский отказался и от первого, и от второго и выбрал третий способ, куда более гибкий и действенный. Он знал, что в любом случае суд приговорит его к смерти — иначе быть не может. Петля уже накинута на его шею, и пытаться стряхнуть ее бесполезно. Борьбу продолжат другие, — те, кого турки не поймали и о существовании которых не подозревают. Его последний долг — уберечь все, что осталось от организации, и всеми силами утихомирить бурю расследования. Он не может отрицать ни существования комитетов, ни собственного участия в их работе. Но он может ввести турок в заблуждение относительно их характера и цели, внушить им ложное чувство безопасности и тем самым помочь возобновлению работы. Для этого нужно показать туркам, что комитеты — организации безобидные, что главный стимул их существования — побуждения из-за рубежа и что сам он — всего лишь орудие эмигрантов, их курьер, исполняющий что прикажут. Можно назвать кое-какие имена, чтобы придать достоверность показаниям, но информация не принесет туркам пользы; люди, которых он назовет, или вообще не связаны с комитетами, или живут в Румынии, или до них нельзя добраться по другим причинам.
— Когда ты покинул место своего рождения Карлово и куда направился?
— Я покинул Карлово семь лет назад; я побывал в Сербии и ездил по Валахии.
— Что ты делал в Сербии и Валахии?
— В Сербию ездил учиться в школе, а оттуда поехал в Валахию, потому что меня вызвал комитет бунтовщиков.
— Для какого дела тебя позвал комитет?
— Мне велели обнадеживать Болгарию.
— В чем состояло это твое дало и как ты собирался его выполнять?
— Налогов много, а спокойствия нет, в этом я и должен был обнадеживать народ.
— Куда ты ходил, с какой целью и что делал в тех местах, где бывал?
— Я был в Свиштове, Ловече, Тырново и Пловдиве, потому что Сербия, Валахия, Черногория и Греция хотят отнять нашу землю; и чтобы мы не потеряли нашу землю, я ходил по этим местам и там, где бывал, оставлял бумаги; три раза был в Софии.
— Что было написано в предписаниях, которые дал тебе комитет, и в бумагах, которые ты распространял?
— Бумаги, которые давал мне комитет, были запечатаны, и что в них было написано, не знаю.
— Ты уже сказал, что комитет позвал тебя затем, чтобы делать эту работу. Куда ты поехал сначала, как ты ходил по упомянутым местам, что ты там делал и как находил людей?
— Когда меня уполномочил комитет в Валахии, я сначала поехал в Свиштов. Я приехал туда вечером, а наутро пошел в кофейню, но людей комитета не знал, А они меня знали. Когда я вышел из кофейни, они послали за мной человека. В руке у него был знак, его я знал. Когда я вышел на окраину, мне показали этот знак. Как только я увидел этот знак, я отдал бумаги, которые мне дал комитет. Они открыли письмо и прочли его. Прежде всего я привез бумаги в Свиштов, но я не знаю имена людей, которые их читали. Из Свиштова я поехал в Ловеч. Там я остановился на постоялом дворе деда Станчо. Как я уже говорил, я вышел из города, ко мне подошел человек со знаком в руке, и я передал ему предписания, но я не знаю его имени и он мне незнаком. Оттуда я поехал в Тырново и потом в Пловдив. Там я таким же образом передал наставления.
254
Левский нарочно ввел суд в заблуждение, возможно, для того, чтобы скрыть участие в первой Легии. Он выглядел гораздо моложе своих лет, и его ответ не вызвал удивления у судей. — Прим. авт.
255
Далее ответы Левского и вопросы судей приводятся по болгарскому переводу официальных протоколов суда; см. «Васил Левски и неговите сподвижници пред турския съд», София, 1952. — Прим. авт.