Лето в Белграде стояло хорошее. Внизу, на берегах Савы, трава была зеленой и прохладной, в тихих водах медленно текущей реки отражался лежавший над ней мир: тучные луга с одной стороны, деревянная набережная на другом берегу, острова, одетые ивой, ясенем и цветущим кустарником. Молодые болгары загорели на солнце, крепчали и мужали с каждым днем. Иногда Раковский приезжал посмотреть на учения. Однажды легионеры получили приказ перепрыгнуть через ров заброшенного турецкого укрепления. Ров был очень широк, к тому же по другую его сторону лежала высокая насыпь. Большинству членов Легии это оказалось не под силу, но когда очередь дошла до Игнатия, он сделал несколько шагов назад, разбежался и перелетел через ров с первой попытки.
— Это прыжок льва! — в восхищении воскликнул Раковский.
«Прыжок льва!» («Левски скок!») — в восхищении повторили вслед за Раковским товарищи Игнатия. Этот случай произвел на них такое глубокое впечатление, что молодого атлета прозвали «Дьякон Левский». Прозвище прижилось, и позднее он сам взял себе фамилию Левский.
Все лето Легия находилась в состоянии готовности, чуть ли не каждый день ожидая, что вспыхнет война между Сербией и Турцией и придет приказ выступить на Болгарию. Готовясь к этому дню, Раковский составил обращение к болгарскому народу.
«Милые братья болгары!
Уже пришло время и нам сокрушить тяжкое иго наших мучителей, неверных турок!? Что такое наша жизнь в бесчестном рабстве, разве не вечное тяжкое бремя? Какую милость мы видим от лютого османского владычества? Братья, лучше сладкая и скорая смерть за свободу, чем долговечная рабская жизнь под бесчеловечными турецкими муками!
Вставайте к оружию, братья большие и малые, за нашу милую свободу и независимость! Турецкое царство уже шатается. Они уже утратили боевой дух, они предаются бездействию и роскоши, они обнищали и оголели; у них больше нет серебра и золота; их число по сравнению с нами ничтожно, в случае нужды они не могут сосредоточить в одном месте большое воинство. Да будет нам примером война в Герцеговине и Черногории, где они столько времени ничего не могут сделать! Что же мы сидим на месте, болгары? Чего ждем? Европа и весь просвещенный мир готовы содействовать нашему освобождению, но мы должны начать и показать, что воистину достойны свободы. Мы должны показать, что в наших жилах еще течет юнацкая древнеболгарская кровь и что наши мучители не всю ее выпили! Турки открыто проповедуют свое падение и готовятся бежать в Азию при первом ударе.
Один общий и сильный удар решит наше славное будущее, рассеет и истребит в наших пределах мусульманских кровопийц. До каких пор, братья, терпеть от неверных их зверства?
Смотрите, уже весь Балканский полуостров занялся огнем! Братья наши по роду и по вере уже взялись за оружие, храбро и победоносно бьют и рубят нашего общего неприятеля, старого кровопийцу турка. Может ли для нас быть время лучше этого?
Пусть никто не думает, что свободу можно получить без крови и дорогих жертв. Пусть никто не ждет, что его освободят другие! Наша свобода от нас зависит! Пусть каждый напишет в глубине сердца святые торжественные слова: „Свобода или смерть“, с огненным мечом идет на поле боя, под знамена непобедимого Болгарского Льва; а всесильная божья десница нам поможет!
Народный Воевода Г. С. Раковский»
В это долгое лето ожиданий и надежд в Легии возникли свои, внутренние проблемы. Раковский, чьими усилиями она была задумана и создана, обнаружил, что иные из соотечественников, откликнувшихся на его призыв, не признают его авторитета и недовольны его назначением на пост главнокомандующего. «Мы пришли сюда сражаться за свободу, а нам на шею надевают новый хомут!» — заявляли они. В оппозиции находились главным образом молодые интеллигенты, которые, попав в Белград, оказались на арене политической деятельности. Они приехали из зарубежных школ и университетов, были полны теорий и абстрактных идей, проявляли самоуверенность и чувство собственного превосходства, не признавали традиций и авторитетов. Каждый стремился стать политическим деятелем. Их гипнотизировало слово «комитет», напоминавшее о парламентарных учреждениях Запада, но на практике они были склонны доводить демократию до анархии и не понимали необходимости единства и дисциплины. Не понимали они и того, что в данный момент Раковский был единственным человеком, способным сколотить из разношерстной массы добровольцев боеспособную силу.