Как всегда, главной заботой были деньги, а от тех, кто их имел, помощи было немного. «Ох, братья, у меня легкие сгнили, пока я бегал от Джурджу до Бухареста и выпрашивал то у одного „патриота“, то у другого толстосума денег хоть на один револьвер, — жаловался Караджа. — Давать никто не дает, а сами только и говорят: „народное дело“ да „патриот“».
Доведенные до отчаяния бунтари, большинству из которых никогда и в голову не приходило тронуть пальцем чужое, начали решать вопрос по-своему. Один из них услышал от молодых парней, работавших в поместье богатой румынки, что у их хозяйки припрятано двадцать мешков золота. Хаджи Димитр рассмотрел моральную сторону вопроса, после чего уговорил батраков украсть один мешок. «Воровать для народного дела — не грех!» — заявил он. На добытые деньги воевода купил семьдесят пять винтовок и другое снаряжение. Еще тридцать подержанных винтовок чуть ли не с неба свалились: капитан румынской армии, по рождению болгарин, вручил четникам «подарок» от казармы, — разумеется без ведома соответствующих властей. В этих условиях финансовая помощь, предложенная «Обществом», была встречена с радостью. «Общество» также взяло на себя составление и публикацию прокламаций за подписью «временного правительства в Стара-Планине», зовущих к оружию; прокламации предназначались для распространения в Болгарии.
Душевный подъем был высок. У Хаджи Димитра постоянно толпились возбужденные хэши, спрашивали об оружии и о дне выступления, словно не могли поверить, что оно состоится. Другие, уже готовые к походу, ходили из корчмы в корчму, пьяные от радости не меньше, чем от вина, пели популярные революционные песни Добри Чинтулова — тоже уроженца Сливена — и выкрикивали громкие и весьма воинственные угрозы по адресу султана и его правительства. Накануне выступления четы были устроены волнующие проводы и пир под открытым небом, на котором прозвучало немало тостов за успех восстания. Возле Петросани, в усадьбе одного болгарина, чета переоделась. Воеводы были в серых мундирах с серебряными пуговицами и золотым шитьем; не все рядовые четники обзавелись формой, но на каждом были штаны, обшитые гайтаном, и меховая шапка с эмблемой, изображавшей льва, и девизом «Свобода или смерть». По болотам и густым зарослям ивы, которыми покрыт пологий румынский берег, чета пробиралась к Дунаю. Четники хотели нести вещи воеводы, но Караджа не желал никаких привилегий: «Это неправильно, — сказал он, — мы идем сражаться за свободу и поднялись против рабства, и значит, мы сами не должны нарушать эту свободу. Мы все между собой братья».
Несмотря на дружбу с Караджой и глубокую любовь, существовавшую между ними, Левского не было в чете, июльской ночью переправлявшейся через Дунай. Очевидной причиной послужила еще не зажившая рана. Уже в конце августа румынские власти арестовали группу болгарских эмигрантов, чтобы задобрить турок, и Левского почти тотчас же отпустили, потому что он нуждался в лечении. Но была и другая, более важная причина: Левский больше не верил в пользу или разумность посылки чет без соответствующей подготовки в стране; его отсутствие в отряде Караджи означало, что их пути разошлись.
Когда в Румынию стали просачиваться известия о чете, они оказались из рук вон плохими. Говорили, что не успело судно четы коснуться болгарского берега, как завязалась перестрелка с турецким патрулем, и капитан проходившего по реке австрийского парохода уведомил власти в Русе о беспорядках. Но турки и без того были заранее предупреждены о походе четы. Информация исходила от «Добродетельной дружины», которая была против ее посылки и сообщила о приготовлениях русскому консулу, а тот в свою очередь упомянул о них в беседе с консулом Франции.
Лишенная преимущества тайны и внезапности чета была вынуждена с боем пробиваться по жаркой пыльной равнине к Стара-Планине. Еще до того, как четники достигли гор, их ряды сильно поредели, а среди тех, кто уцелел, были раненые, в том числе сам Караджа. Несколько тяжело раненых приняли яд, чтобы не быть обузой товарищам. Во всех испытаниях и невзгодах Караджа показал себя настоящим воеводой, хладнокровным и сообразительным в бою, мягким с теми, кто нуждался в утешении и сочувствии; он вдохновлял и подбадривал товарищей, скрывая от них собственные страдания. Однако в бою с частями турецкой армии под Севлиево чета потерпела серьезное поражение, и Караджа, покрытый новыми ранами, попал в руки врагов, которые утащили его в свой лагерь.