Выбрать главу

Несколько недель они жили под одной крышей, голодали и вели бесконечные споры: Ботев — поэт, воинствующий атеист и социалист-утопист, интеллигент, учившийся в России и знакомый с новейшими теориями и течениями философии Европы, восторженный, неопытный и легко ранимый; и Левский — бывший монах, духовным призванием которого оказалась политика, не задававшийся вопросом о существовании бога и не считавшийся с ним, революционер-самоучка по интуиции, надаренный редкой прозорливостью, широким опытом и глубоким пониманием своего народа. Они полюбили и научились уважать друг друга, но повлиять друг на друга не могли, и каждый продолжал идти своим путем. Ботев сохранил в памяти светлый образ человека огромной душевной силы и безграничной жажды жизни, а Левский переписал в записную книжку стихотворение Ботева, выражавшее его собственные чувства:

Не плачь ты, мать, не кручинься, что сделался я гайдуком. Гайдук теперь, бунтовщик я, тебя, бедняжку, покинул в печали за первое чадо! Но, мать, кляни, проклинай ту турецкую черную силу, что юношей прогоняет с родной стороны на чужбину, чтоб нам пришлось там скитаться без крова, любви и счастья. За то ты меня и жалеешь, что молод погибну, быть может. Ах, завтра переправляюсь через Дунай белый, тихий. Ну что же делать, родная, коль мне ты сама подарила мужское юнацкое сердце, которому не стерпеться с туретчиной, если глумится она над отеческим кровом, где ты меня грудью кормила…

…Если мать бунтаря услышит, что он погиб, не нужно ни оплакивать его, ни проклинать; пусть она научит младших братьев, как стать борцами и занять его место. А может быть, он вернется живым вместе с четой, с золотым львом на шапке и знаменем в руке. Тогда пусть мать вместе с любимой наберет цветов и душистой герани[65] и украсит венками головы и винтовки юнаков, ибо потом их снова ждет разлука:

Тронулась наша дружина, путь ее страшен, но славен! Быть может, погибну в битве, но хватит мне той награды, что скажет народ когда-то: «Он умер, бедняга, за правду, за правду и за свободу!»[66]

Скоро Левский покинул Ботева, чтобы вернуться в Болгарию, — но не с четой. Он скорбел о близком друге — Карадже и убеждал «молодых», завсегдатаев «Братской любви», в необходимости какого-то рода внутренней организации в Болгарии. Однажды Левского выслушал Ценович и потом сказал:

— Раз ты так думаешь и убежден, что таким образом добьешься успеха, почему ты здесь? Поезжай в Болгарию и выполняй свой план на деле. Я совершенно с тобой согласен, что только внутренняя организация принесет добрые плоды. Четы — я и тут согласен — могут только выразить протестацию да показать время от времени, что мы, болгары, существуем как народ. Иной пользы от чет ожидать нельзя. Почему ты сидишь здесь и не едешь в Болгарию?

— Денег нет, господин Ценович, а без денег на этом свете ничего не сделаешь.

— Сколько же тебе нужно для начала?

— Немного. Тридцати турецких лир хватит.

Ценович посмотрел на Левского и рассмеялся:

— Тридцать лир! Что можно сделать на эти деньги?

— Я не собираюсь подкупать турецких министров, зачем мне много денег. Мне нужно только на дорогу отсюда до разных городов Болгарии и на одежду[67].

Ценович тут же отвел Левского в свою контору и вручил ему тридцать лир, а Левский написал ему расписку. По всей вероятности, эти деньги были взяты не из кармана Ценовича, а из кассы «Общества». Левский также получил адреса доверенных людей, сочувствующих «Обществу», и членов Тайного комитета.

вернуться

65

Символ удачи и здоровья. — Прим. авт.

вернуться

66

Это стихотворение Ботев написал в 1868 г., ожидая похода с Желю-воеводой в Болгарию. Оно называется «Прощание». — Прим. авт.

вернуться

67

Разговор Левского с Ценовичем приводится по воспоминаниям Киро Тулешкова, см.: Каракостов, цит. соч., стр. 41. — Прим. авт.