Глава шестая
Всякое начало трудно
Лучше в ад с мудрым, чем в рай с дураком
Убедить эмигрантов в своей правоте оказалось труднее, чем организовать комитеты в условиях постоянной опасности.
Касабов был поглощен новым увлечением: мадзинизмом; его привлекали не столько принципы Мадзини, сколько ореол завоеванного им престижа; кроме того, им двигала личная склонность рассчитывать на помощь с Запада, а не от России. Болгарские революционеры с пристальным интересом следили за борьбой народа Италии за объединение своей страны и ее независимость. Самого Мадзини уважали, им восхищались, группа болгар-добровольцев уехала в армию Гарибальди. В 1869 г. «Народност» начала использовать выражение «Молодая Болгария», подражая «Молодой Италии» и «Молодой Европе» Мадзини, а в апрельских номерах публиковалась серия статей под рубрикой «Мадзиниана», переведенных для «Молодой Болгарии» из «Нойе Фрайе Прессе». Касабов надеялся создать «Молодую Болгарию», которая стала бы частью «Молодой Европы», однако, как бы ни были притягательны имена двух итальянских революционеров, за пределами узкого кружка ближайших друзей Касабова его почти никто не поддержал.
В мае 1869 г., ничтоже сумняшеся, он отправил Теофана Райнова, принимавшего участие в успешном походе Гарибальди 1862 года на Неаполь, вместе с одним из бывших членов Тайного центрального комитета в Западную Европу — найти Мадзини и установить с ним связь. Делегаты в конце концов отыскали Мадзини, и когда итальянский революционер понял, что никаких приготовлений «Молодая Болгария» не сделала и ни на какую помощь извне она рассчитывать не может, он посоветовал отложить вооруженное восстание и взяться за его подготовку, для чего поднять революционный дух народа в городах и селах, отыскать пути и способы организации дискуссий и митингов, создать серьезный орган печати и установить хорошие отношения с народами соседних стран, поскольку разобщенность может быть на руку только туркам.
В июле делегация вернулась в Бухарест. Ее отчет о поездке вызвал большой интерес как у немногочисленных болгарских мадзинистов, так и у всех завсегдатаев «Братской любви»; великому итальянцу было послано письмо от имени членов читалишта, вероятно, составленное Касабовым. Однако позднее в том же году Касабов отошел от политической деятельности и принял румынское подданство. В румынских газетах появилось сообщение, что впредь он будет именоваться Ианом Касабияну, вызвавшее едкие комментарии левых эмигрантов.
К тому времени, когда Левский вернулся в Румынию (в конце августа), оживление вокруг Мадзини и мадзинизма уже улеглось. Шли приготовления к первому собранию вновь образованного Литературного общества[81], которое должно было составить болгарскую конституцию. Левский на нем не присутствовал, хотя подписал полномочия Д. Ценовича и Л. Каравелова, которые участвовали в собрании как представители болгарской колонии в Бухаресте.
Оказалось, что весьма немногие эмигранты готовы пересмотреть свой образ мыслей и всерьез поддержать Левского. Касабов отошел от политики; Ботев занял должность учителя в Измаиле и жил слишком далеко. Только у Димитра Ценовича и Любена Каравелова, недавно прибывшего из Сербии, он нашел сочувствие.
Каравелов был почти на год старше Левского. Он родился в Копривштице, исключительно красивом городе с чисто болгарским населением; турки были лишь формально представлены конаком. Ведущие торговцы Копривштицы были весьма зажиточны; их дома считались одними из самых красивых во всей Болгарии и были полны предметов, привезенных из-за границы, а в отделке хозяева подражали тому, что видели в чужих странах. Здесь никто не удивлялся, попав в гостиную, расписанную картинами египетских пирамид или итальянских пасторальных сцен, в которой английские фарфоровые тарелки соседствовали с традиционными болгарскими медными блюдами, коврами и подушками. Народ в Копривштице был мыслящий, передовой, хорошо информированный о том, что происходило в мире, и принимавший близко к сердцу вопросы просвещения.