У Левского была иная точка зрения. Он никогда не покидал Болгарию больше, чем на год; корнями он был прочно связан с ней, не знал колебаний и сомнений, и в его любви не было ностальгии. Он любил народ, людей, потому что был одним из них, и они были ему близки и понятны, как члены родной семьи. В своей собственной жизни он прошел все фазы жизни нации: стремление к просвещению, Легии, четы, комитеты; побывал и священником, и учителем, и солдатом, и гайдуком, и революционным организатором. Он не видел качественной разницы между массой народа и ее вождями. Вожди должны выражать внутренние стремления и убеждения народа. Каждый век, каждый кризис выдвигает своих вождей, они приходят и уходят, но главное — это народ, и ему принадлежит вся сила и вся прозорливость; Левский чересчур хорошо видел слабости народа и все же верил, что в конечном счете он сумеет решить свою судьбу.
И Левский, и Каравелов стояли гораздо левее большинства эмигрантов. Каравелов по собственному опыту знал, что значат преследования полиции в России и — особенно — в Сербии, и понимал, что освобождение от турецкого господства и даже конституция еще далеко не гарантируют свободу. Левский также не был просто националистом; он искал такой революции, которая наряду с национальной независимостью принесла бы социальную справедливость. Их объединяла любовь к простым людям и убежденность в том, что четы отжили свое и самый верный путь — создание внутренней революционной организации. Но полного единодушия они достичь не могли, потому что подходили к проблеме по-разному. Каравелов, отношение которого к народу все же было слегка покровительственным, считал, что организационный центр движения должен находиться в Бухаресте, среди эмигрантов, как и ранее, в то время как Левский хотел перенести его в Болгарию, где жили и работали рядовые члены организации.
Девять месяцев Левский пробыл в Румынии, пытаясь убедить эмигрантов объединить свои отдельные фракции в единый фронт. Время проходило в бесконечных дискуссиях, ему приходилось отстаивать долгосрочные планы создания сети революционных организаций внутри страны, отражая и нападки дуалистов, и атаки хэшей, предпочитавших годам подготовительной работы бессмысленную гибель в плохо подготовленном и обреченном на провал бунте, и от возражений тех, кто, как Каравелов, придавал первостепенное значение помощи Сербии и созданию балканской федерации.
Так прошла еще одна скудная зима в Румынии. Весной брат Левского Христо умер от туберкулеза — профессионального заболевания хэшей. Сдерживая боль, Левский сделал следующую запись в дневнике: «В Бухаресте, 1870, мой брат Христо умер 9 апреля в 11.30 утра по европейскому времени»[85].
Той же весной родилась новая организация эмигрантов: Болгарский революционный центральный комитет во главе с Каравеловым. Первое сообщение о нем появилось 17 апреля 1870 года. «Свобода» опубликовала заявление нового комитета, осудившее болгарскую колонию в Браиле за приветственную телеграмму турецкому правительству по поводу того, что султан подписал, наконец, ферман о создании независимой болгарской экзархии. Через несколько месяцев была составлена программа Болгарского революционного комитета, впервые опубликованная в русском эмигрантском журнале «Народное дело» 1 августа 1870 г., а затем и в «Свободе» — 14 октября 1870 года:
«Мы боремся с двумя врагами; один наш враг политический — это правительство Турции; другой духовный — это греческое духовенство.
Турецкое правительство с его башибузуками и греческое духовенство с его попами и монахами убивают в болгарском народе всякое прогрессивное движение, всякое народное и человеческое проявление, которые способствуют народу в достижении лучшей, свободной жизни.
Каждому известно, что до недавнего времени греческие монахи, попы и архиереи при помощи Али-паши, великого визиря Турции, закрывали болгарские и боснийские школы, а учителей ссылали в Диарбекир на заточение. Но болгарский народ восстал против этих духовных дармоедов и прогнал их со своей земли без шума и кровопролития.
Один из наших врагов погиб; настал черед другого.
Теперь наша святая обязанность в следующем: очистим свою землю от правительственной и чиновничей нечисти и обеспечим народную, политическую и социальную свободу.
Болгарский народ — народ демократический, он не разделен на секты, среди него нет аристократической знати, этого ни на что не нужного общественного элемента; и потому мы желаем видеть в своем отечестве выборное правительство, которое исполняло бы волю самого народа.