В то время, как Левский вел борьбу за то, чтобы эмигранты подчинились его уставу, в самой организации произошло первое серьезное нарушение дисциплины. Анастас Хинов, брат Данаила Попова и один из руководителей Плевеяского комитета, начал вскрывать и читать письма комитета, проходившие через его руки. Это было грубым нарушением дисциплины и правил конспирации, и 26 апреля 1871 года Левский пишет Данаилу Попову и просит его оказать воздействие на брата, добавляя: «Не надо забывать, что время теперь такое — сегодня можно верить человеку, а завтра — нет»[117]. Хинов не обратил внимания на выговоры, и 10 мая Левский снова жалуется на него Попову[118], а 14 мая сам приезжает в Плевен. Хинов пришел в бешенство и отказался повиноваться. Он даже не стал слушать, когда Левский попытался объяснить ему принципы конспирации, согласно которым тайна почтовой переписки является одним из средств защиты членов организации от провала. Хинов принял выговор как личное оскорбление и заявил Левскому, что раз тот ему не доверяет, пусть ищет другого человека. Левский пытался объяснить ему, что дело не в личном доверии или недоверии, но это ему не удалось. В тот же день он написал Попову, рассказал ему обо всем и попросил вразумить братах[119]. С той же просьбой обратился к Попову представитель Ловечского комитета, который тщетно пытался заставить Хинова понять, что нарушая дисциплину, он может нанести вред всей организации. Разгневанный безответственным поведением брата, Попов, очевидно, дал ему такую взбучку, какой не задал бы посторонний человек; Левский даже считал, что Попов перестарался: «…вы сильно напали на своего брата. Для первого раза столько не следовало. Другое дело, если бы он вовсе отказался работать»[120]. В том же письме Левский сообщил Попову, что Хинов, оказывается, распространял одно письмо комитета, на что его никто не уполномачивал и что представляло еще одно грубое нарушение правил, и все же он считает, что укорять его более не следует, а надо пока что оставить в покое. Левский надеялся, что Хинов опомнится и поймет всю неразумность своего поведения. На деле же получилось иначе. Ослепленный гордостью Хинов, невзирая на то, что его поступок осудила вся организация, затаил ненависть к Левскому.
Покончив с делом Хинова, Левский в своем письме Попову от 6 июля 1871 года возвращается к вопросу о переправке корреспонденции и указывает, что когда он сам в отъезде, адресованные ему письма нужно хранить, не распечатывая, потому что не следует обременять членов организации лишними тайнами для их же собственного блага. Во всяком случае, не имеет смысла открывать их затем, чтобы выиграть время, потому что прежде чем написать ответ, его следует обсудить. Далее Левский останавливается на вопросе о коллективном руководстве: «Разве не лучше, если мы соберемся вместе и как найдем наилучшим, так и сделается? Как работа шла до сей поры, не выходило ли все вкривь и вкось? Не та же ли причина и в Валахии, что ныне они работают дружно, а завтра друг на друга кидаются? Я с таким делом несогласен; а согласен, чтобы мы сначала все обсудили, и если высшегласие мое мнение не одобрит, я возьмусь за дело всеми силами, но опять же не подпишусь, что это по моему выбору. Если выйдет добро, это заслуга высшегласия, а если зло, опять останется на их ответственности. Меня там нету, я и не подписываюсь, и дела не порчу. Раз высшегласие решило, моя должность — работать вместе с ним. Но если высшегласие одобрит мое предложение, тогда я в ответе за зло и пускай я буду плох перед Народом»[121].
Величайшей проблемой были деньги. «Деньги решают все», а их катастрофически нехватало. 11 апреля 1871 года Левский пишет Попову:
«Теперь скажите нам, откуда скорее найти денег. Потому что до сих пор я без денег работал, потому и работа наша чуть видна. Что же мне теперь, встать с самыми верными юнаками да идти на большую дорогу — разбойничать? Хорошо, что мы знаем, у кого брать. А если кто из нас падет мертвый, что станем делать без этих людей? Могут пасть лучшие, без которых невозможно работать. А если, не дай бог, кого ранят да поймают, и он все расскажет, как после этого работать? Мученье, да и только!»[122].