«У кого болит живот. Поймай водяную жабу-черепаху, закрой ее и она снесет яйцо, которое испеки и съешь, больше ничего не надо».
«От желтухи. Мертвая крапива, горькая, цветет красным. Нарежь 25 драм в бутылку в пол-оки, наполни бутылку старым белым вином, да вынеси во двор и пусть стоит трое суток. Потом три дня пей по утрам, да каждый раз заедай двумя орехами, не меньше, и лимоном с кожурой и с хлебом, а потом выпей ложку уксусу»[141].
Люди, особенно крестьяне, считали, что их Апостол должен знать все на свете. Он приходил учить их, как добыть себе свободу, а они обращались к нему со всеми своими проблемами. Ему приходилось быть и врачом, и адвокатом, и советчиком по всем вопросам — от зубной боли до семейных конфликтов. Этого требовал образ Апостола. Этого требовал и его характер. Он говорил и писал о народе как об абстракции, но работал всегда с индивидом, с личностью. Его миссия состояла в том, чтобы вывести народ из ада в рай, но если на этом пути он мог хоть немного уменьшить бремя страданий человечества, облегчив страдания одной души, он не проходил мимо, но помогал этой душе, движимый состраданием, которое было, пожалуй, самой характерной его чертой.
Глава третья
Человека как следует не узнаешь, пока не побудешь вместе с ним в пути
Смерть к телу ближе, чем рубаха
В 1871 году в Болгарию для работы во внутренней организации приехали два эмигранта, Димитр Общий и Ангел Кынчев.
Общий был немного старше Левского. Он родился в Македонии, в тринадцать лет покинул родной дом и ушел в Сербию на заработки, был мальчиком на побегушках у зажиточных людей, потом перебрался в Румынию, служил половым в ресторане и наконец открыл собственный трактир в Джурджу. Характер у него был беспокойный, он нигде не смог пустить корни, близких не имел и этим, по-видимому, заслужил свое прозвище — Общий. Он говорил на нескольких языках, но был неграмотен и таким и остался до конца жизни.
Левский и Общий были знакомы по первой Легки, но друзьями стать не могли. Общий был ярым индивидуалистом, бунтовал против всего подряд, испытывал неутолимую жажду приключений и врожденную антипатию ко всякого рода власти и авторитету. Храбрый человек, готовый идти в бой по любому поводу, он был горд и тщеславен в такой степени, что окружающие не замечали остальных, положительных качеств его характера. Больше всего он гордился своим участием в походах Гарибальди 1866 года; претендуя на некую связь с великим итальянцем, имя которого с уважением произносил каждый болгарский патриот, Общий считал, что не имеет себе равных в вопросах вооруженной борьбы. Проделав кампанию с Гарибальди, он перебрался в Грецию и принимал участие в восстании на Крите; после этого, увидев, что других международных конфликтов не предвидится, обратился к Хитову с просьбой помочь ему сколотить собственную чету. Хитов пытался отговорить его от этой затеи и указал Общему на то, что у него нет опыта и он не знает Болгарии, но в конце концов дал ему рекомендательное письмо к своему другу, Тодору-воеводе, под командованием которого была сколочена небольшая чета. Вместе с четой Общий оказался в Болгарии, но вскоре рассорился с воеводой из-за того, что хотел убивать турок-крестьян, чего Тодор не разрешал. Общий отказался повиноваться своему воеводе и ушел от него вместе с двумя товарищами, Михаилом и Христо, что было неслыханным нарушением традиций и четнических законов. Затем Общий сколотил собственную чету; ее настигли турецкие солдаты, и хотя чете удалось выбраться из окружения, Христо решил, что дальше пойдет один, а Михаил был тяжело ранен и попросил Димитра убить его. Общий отрубил ему голову. Чета же Тодора вернулась в Сербию невредимой.
Весной 1870 года Общий снова явился к Хитову, гостившему у Николы Балканского, и заявил, что у него есть восемь человек, желающих вступить в чету, и нужно, чтобы кто-нибудь помог им переправиться через Дунай. Хитов отправил его в Тырну-Мыгуреле, к Ковалеву; через Дунай они переправились, но вскоре после вступления в Болгарию разбрелись кто куда. В апреле 1871 года Общий прослышал о том, что в Болгарии успешно действует внутренняя организация; он отправился к Данаилу Попову и попросил послать его в Болгарию.
Попов написал Хитову в Белград, где тот собирал очередную чету, спрашивая, пригоден ли, по его мнению, Общий для такой работы, ибо этот последний явился к нему якобы по рекомендации воеводы. Хитов отвечал, что решать должен Левский и что сам он, Хитов, не желает вмешиваться в его дела, потому что Левский не слушает его советов. Он добавил также, что Общий — хороший человек, но очень упрям, и «если его рассердить, дело кончится плохо». Попов и Левскому сообщил, что Общий желает работать в организации. Левский в это время был во Фракии и получил его письмо лишь несколько недель спустя, 18 июня, но не стал принимать решения; он только написал Попову 20 июня, что ответит ему дней через тридцать — сорок, в следующем письме, ибо собирается наскрести денег на поездку в Румынию; им нужно обсудить некоторые вопросы, о которых неудобно писать. Он просил передать Общему братский привет и обещал в скором времени дать ему ответ[142].