Но эмигранты, не дожидаясь решения Левского, отправили Общего в Болгарию. Левский еще не получил письма Попова, а Общий 16 июня уже приехал в Ловеч. Он привез письма и долгожданную печать. Через несколько дней Ловечский комитет решил послать его во Фракию, где находился Левский. Встреча была организована членом Сопотского комитета и состоялась после захода солнца на винограднике на окраине города. Общий вручил Левскому письма и печать, и тот велел ему устроиться в Карлово на постоялом дворе и ждать его там. Через три дня они встретились на окраине Карлово.
Левский принял Общего сдержанно, даже холодно. Он инстинктивно сторонился людей, которые не прошли проверку, а Общий был не таким человеком, которого сам он выбрал бы для нелегкой работы в Болгарии. Он принял его потому, что его принял Ловечский комитет; он подчинился воле большинства, но втайне не доверял Общему и познакомил его лишь с теми членами организации, с которыми это было необходимо. Единственным его замечанием по поводу прибытия Общего был намек в письме к Попову о том, что Димитр прибыл без денег в такую минуту, когда у него самого тоже нет ни гроша[143]. Он не упрекал ни Общего, ни эмигрантов, но уже сама краткость отзыва выражала его недовольство; но пока что он держал свое мнение при себе, считая, что будущее покажет, кто прав.
Левский взял с собой Общего в поездку по комитетам Долины Роз и пловдивской округи, но, как жаловался впоследствии Общий, каждый раз оставлял своего спутника на постоялом дворе и уходил на встречу с местным комитетом один. Левский не хотел обижать Общего; эти предосторожности были необходимы, и он был прав, не желая открывать новичку, еще не доказавшему, что на него можно положиться, кто из местных жителей состоит в комитете. Но Общего — тщеславного, импульсивного и самолюбивого — сдержанность и осторожность Левского раздражала. Подобно Хинову, он не сумел понять, что она продиктована чувством долга по отношению к тем, кто доверял Левскому и полагался на него.
Три месяца спустя, т. е. в сентябре 1871 года, в Болгарию приехал Ангел Кынчев. Он также получил связь с комитетом через Данаила Попова и привез с собой рекомендации от Хитова и Каравелова, с которыми виделся в Белграде летом того же года. Кынчев коренным образом отличался от Общего. Он был очень молод — ему был двадцать один год — и еще не утратил юношеской мягкости, чистоты и идеализма. Он был застенчив и красив, с темными волосами и бородой и мечтательными глазами. В его романтической душе жарким огнем пылало чувство патриотизма. Кынчев родился в 1850 г. в Трявне, в семье мастера-каменщика, который в поисках работы переехал в Русе. Ангел отлично учился, что привлекло к нему внимание влиятельных горожан; они собрали средства и послали Кынчева учиться в гимназию в Болград (Бессарабия). Из гимназии Кынчев отправился прямо в Белград, чтобы вступить во вторую Легию, где собралась самая передовая революционная молодежь Болгарии; здесь он познакомился с такими людьми, как Левский, Хитов и Каравелов. Когда он вернулся в Русе, его влиятельным покровителям удалось устроить Ангела на службу в новое земледельческое училище, основанное Мидхат-пашой, энергичным и предприимчивым правителем Дунайского вилайета, который разрешил предоставить Ангелу Кынчеву средства для учебы в агрономической школе в Таборе (Чехия).
Однако ни щедрость Мидхат-паши, ни его либерализм не повлияли на Кынчева. Закончив школу в Таборе, Кынчев не стал агрономом в имении паши, вопреки его ожиданиям, а поехал в Ловеч, к Левскому. Левский был в восхищении: он получил материал, из которого можно было сделать профессионального революционера; перед ним предстал молодой человек, получивший хорошее образование, скромный, принципиальный, бескорыстно преданный делу освобождения народа. Но Левский не спешил. Как ни хорош материал, сначала его нужно закалить в огне опыта, и Ангелу, как и другим, придется пройти период послушничества. В более позднем письме Левский рассказал, как предупредил Ангела о том, что ему понадобится четыре года, чтобы набраться опыта и научиться работать без ошибок[144].