Он посмотрел, как Ник уходит по коридору, потом повернулся к двери Дэнни. Помедлил, как всегда, как любой кто собирается переступить порог ада, и произнес заключительную молитву.
"Не заставляй меня делать это, Господи. Не проси меня делать это. Возьми это дело в Свои руки. Исцели мальчика или возьми его. Сжалься над нами обоими. Пожалуйста".
Но когда он толкнул дверь, то услышал хриплые свистящие стоны и нашел Дэнни по-прежнему корчащимся на постели.
Закрыв дверь за собой, Билл позволил вырваться рыданию. Один раз. Потом прислонился к стене и крепко зажмурился. Он чувствовал себя более одиноким, чем когда-либо, - одиноким в палате, одиноким в городе, одиноким в космосе. И не видел другого выхода, кроме одного - пройти через то, что он планировал целый день.
Он подошел к постели, взглянул на худенькое, искаженное, смертельно бледное личико Дэнни. На мгновение полные муки глаза мальчика прояснились, и Билл увидел промелькнувшую в них безнадежную мольбу о помощи. Он сжал тонкую маленькую ручку.
- Ладно, Дэнни. Я обещал помочь тебе и помогу. - Кажется, больше никто не мог или не хотел этого сделать - ни врачи, ни сам Бог. Так что все ложится на Билла. - Теперь остались лишь ты да я, малыш. Я тебе помогу.
Билл терпеливо дождался конца смены, когда сестры перед уходом быстро заглядывали к каждому пациенту, передавая их следующей бригаде. Доклады о состоянии больных были сделаны быстрее обычного, и с пожеланиями счастливого Нового года всем и каждому смена, работавшая с трех до одиннадцати, в рекордное время покинула здание. Для них наступил праздник.
Билл коротко переговорил с Беверли, старшей сестрой смены с одиннадцати до семи, когда она при первом своем обходе проверяла бесполезные системы жизнеобеспечения Дэнни. Потом подождал еще.
В 11.45 он обследовал коридор. Ни души. Даже столики дежурных сестер пустовали. В конце концов он их обнаружил. Вся смена собралась в палате одного из ребят постарше, двенадцатилетнего мальчика, поправлявшегося после удаления аппендикса, и все смотрели новогоднее шоу Дика Кларка, готовясь вместе с участниками к традиционному обратному отсчету времени, которое оставалось до падения иллюминированного яблока над Таймс-сквер.
Билл скользнул назад в служебное помещение, к контрольному пульту, и отключил монитор, следивший за сердечными сокращениями Дэнни. Потом поспешил обратно в его палату. Трудясь изо всех сил, он отсоединил провода двух мониторов от груди мальчика, вытащил из обеих рук трубки системы жизнеобеспечения и спустил их, а жидкость закапала на пол. Он отстегнул ремни от запястий Дэнни и освободил его худенькую до слез грудку. Потом завернул его в простыню и еще в одеяло из шкафа.
Снова выглянул в коридор. Пока еще пусто. Теперь самое время. Теперь или никогда. Он вернулся к постели, склонился, чтобы поднять Дэнни, и остановился.
Ну вот. Точка, откуда возврата нет. Если он сейчас осуществит свой план, возврата не будет, он не сможет сказать - извините меня, я ошибся, дайте мне еще один шанс. Его обвинят в страшном преступлении, будут называть чудовищем и охотиться за ним всю оставшуюся жизнь. Его лишат всего, над чем он трудился с тех пор, как вступил в Общество, все друзья, что когда-нибудь у него были, обратятся против него, все хорошее, что он сделал в своей жизни, будет запятнано навсегда. Стоит ли всего этого то, что он собирается сделать?
"Похороните меня~ в освященной земле~ - Эти слова жгли его мозг. - Это не кончится~ пока вы меня не похороните~"
Другого пути нет.
Он поднял завернутое в одеяло, корчащееся тельце Дэнни.
"Господи Боже, он почти ничего не весит!"
Билл нес его через пустой коридор к черной лестнице, потом по ступенькам вниз, пролет за пролетом, молясь, чтоб никто не встретился. Он выбрал именно этот момент потому, что на эти четверть часа - едва ли не единственные в году, за исключением пика кризисных ситуаций, - почти все более или менее забывают о своей работе.
Добравшись до первого этажа, Билл положил Дэнни на лестничной площадке и посмотрел на часы. Почти полночь. Выглянул в холл. Пусто. В конце холла дверь. Точно как он надеялся - без охраны. Место охранника пустовало. Почему бы и нет? Джорджи, обычно стоявший на дверях в эту смену, всегда выглядел абсолютно сознательным, но даже он посчитал, что, раз его долг следить за теми, кто входит в больницу, а не за теми, кто выходит, и раз никто не войдет, если он не откроет дверь, нет ничего страшного в том, чтобы оставить на пару минут пост и поглядеть, как упадет яблоко.
Билл поднял Дэнни и направился к выходу. Спереди до него донеслись голоса из открытых дверей какого-то кабинета. Он помедлил. Он должен пройти мимо этих дверей. Обойти их нельзя. Но можно ли так рисковать? Если его поймают сейчас, с завернутым Дэнни на руках, другого шанса не выпадет никогда.
И тогда он услышал начало отсчета. Хор голосов, мужских и женских, принялся выкрикивать:
- Десять! Девять! Восемь!
Билл тронулся, бесшумно скользя ногами по полу, набрал скорость, пошел как можно быстрей, но стараясь не бежать.
- Семь! Шесть! Пять!
Он прошмыгнул мимо дверей кабинета и помчался.
- Четыре! Три! Два!
Добежав до входной двери, он задержался на полсекунды, чтобы толкнуть турникет в тот самый миг, когда голоса прокричат:
- Один!
Стук открывшейся двери утонул в долгом радостном хоре, а он очертя голову понесся к автомобильной стоянке. Он припарковал фургон Фрэнси не по правилам, рассчитывая, что священнический чин несколько оправдает его. Меньше всего на свете ему хотелось бы обнаружить сейчас, что автомобиль отогнали.
Он вздохнул с облегчением, увидев, что фургон стоит там, где стоял. Это была старая ржавая рухлядь, которая в данный момент казалась сверкающим лимузином. Он нежно уложил Дэнни на заднее сиденье и поправил на нем одеяло.
- Поехали, малыш, - шепнул он в складки ткани.
И услышал рядом невнятный голос.
- Это он? Он самый?
Билл резко обернулся и заметил двух оборванцев, которых встречал раньше, нынче вечером - один повыше, другой, хилый, поменьше. Как они пробрались на стоянку?
- Нет, это не он, - сказал маленький. - Ты, потише!
Высокий шагнул к Биллу поближе и заглянул ему в лицо.
От его бороды несло вином и прокисшей едой.
- Ты тот самый? - Еще момент пристально поглядел, потом заключил: Нет. Не он.
Повернулся и пошел прочь. Маленький пробежал за ним несколько шагов.
- Уолтер! Уолтер, подожди! - Потом поспешил назад к Биллу. - Не делай этого! - торопливо прошептал он. - Что бы тебе ни сказали, не делай этого!
- Простите, - сказал Билл, пораженный настойчивостью оборванца, - я спешу.
Маленький схватил его за руку.
- Я тебя знаю. Ты - иезуит. Помнишь меня? Мартин Спано. Мы встречались, давно~ в доме Хенли.
Билл дернулся, словно прикоснулся к обнаженному проводу.
- Господи, да, действительно! Что~
- Времени нет. Мне надо догнать Уолтера. Помогаю ему кое-кого отыскать. Уолтер когда-то был медиком. Он иногда исцеляет людей, но этого мальчика не исцелит. Никому не может помочь, когда пьян, а он теперь почти все время пьян. Только помни, что я говорю. Не делай этого. Тут сила дьявольская. Она тебя использует! И меня когда-то использовала - я знаю, как это бывает. Остановись сейчас же, пока не поздно!
И он убежал следом за своим приятелем.
Совершенно потрясенный, Билл забрался на переднее сиденье и посидел минуту. Мартин Спано - ведь это один из безумцев, что называли себя "избранными", когда вторглись в поместье Хенли в 1968 году? Спано и тогда был сумасшедшим, а теперь, явно, совсем свихнулся. Но что он имел в виду?..
Не имеет значения. Сейчас он не может позволить себе отвлекаться. Он отбросил все сомнения и выехал со стоянки, силясь улыбнуться и махнуть рукой охраннику в будке. Он ехал на север, к району Бейсайд в Куинсе, к месту, где провел большую часть нынешнего дня, совершая приготовления для Дэнни.