— Утка по-пекински и ваш любимый острый суп из Сингапура. И пиво «Тайгер».
— Замечательный ужин для возвращения домой, — Скэрроу нажал кнопку на пульте, открыв одну из дюжины дверей гаража на нижнем этаже Ацтеки. Он загнал «бентли» внутрь и заглушил пятисотпятидесятисильный двигатель. В гараже стало тихо.
— Как себя чувствует Уильям?
— Беспокоен и вспыльчив. — Он посмотрел Скэрроу в глаза. — Но, по крайней мере, он принимает лекарства.
— А наш последний гость?
— Мэри — как ребенок рождественским утром. Удивительные открытия следуют одно за другим. Глаза горят от возбуждения.
— Что остальные апостолы?
— С каждым днем чувствуют себя все увереннее в новых ролях.
Голос Скэрроу изменился, в нем появилась угрожающая нотка.
— А какова ситуация с оставшейся в живых в Мехико?
Койотль наклонил голову, извиняясь.
— Надеюсь скоро уладить этот вопрос. Это был мой просчет.
— Найдите ее и позаботьтесь о решении проблемы. — И он сменил тему. — Коробку пусть извлекут из багажника и поместят в лабораторию. Завтра утром поставьте первым номером встречу с пластическими хирургами. Еще многое предстоит сделать.
Скэрроу отрыл дверь прихожей пентхауса на верхнем этаже Ацтеки. Движение двери автоматически привело в действие вентиляторы, не дающие воздуху снаружи попасть внутрь вместе с ним. Дезинфицирующие химикаты, подаваемые через спринклеры, затягивали помещение туманом. Скэрроу обул одноразовые больничные бахилы и, вскрыв целлофановую упаковку, надел поверх костюма зеленый бумажный халат. Подготовившись таким образом, он открыл стальную дверь и вошел в пентхаус. Тяжелая дверь стремительно захлопнулась у него за спиной.
Скэрроу подождал, пока глаза приспособятся к тусклому свету в гостиной. Кондиционер охлаждал воздух так сильно, что он почти видел собственное дыхание. Глухие толстые шторы полностью закрывали зеркальные окна во всю стену.
Воздух был пропитан запахом антисептиков, почти как в больнице. С ними смешивался сильный и резкий запах индийских благовоний. Их дым стлался по комнате, Скэрроу стоял словно среди облаков. Из проигрывателя где-то в дальнем углу лилось гудение австралийских трещоток и дудок диджериду.
Скэрроу шел из комнаты в комнату, пока не добрался до приоткрытой двери спальни.
Он открыл дверь. В центре комнаты стояла постель под пологом из тонкой сетки, закрывающим ее со всех сторон. Запах благовоний заставил его закашляться. Сотни горящих свечей были расставлены по столам и тумбочкам. В их свете комната казалась нереальной.
Скэрроу подошел к краю кровати и остановился.
— Воду для чая недокипятили, — произнес голос из-под сетки.
— Это дистиллированная вода. — В ответ Скэрроу услышал неодобрительное ворчание. — И ее кипятили полчаса, прежде чем заваривать.
Его глаза привыкли к тусклому свету, и он увидел, что человек уселся на кровати. Костлявая рука откинула полог, и вот человек стоит в нескольких футах от Скэрроу.
Билли Гровс был высок и худ, на нем были белая рубашка с длинными рукавами, трусы и ковбойские сапоги на босу ногу. Недельная щетина делала его лицо белым и нездоровым. Из-под кустистых бровей смотрели усталые глаза. Он подошел к креслу и сел.
— Как ты себя чувствуешь, Уильям?
— Меня пытались отравить.
— Зачем ты так говоришь?
— Ты пробовал еду?
— Это та же еда, какую тебе готовят с тех пор, как мы переехали сюда. Никто не пытался тебя отравить.
— Думаю, это чертовы апачи. Они хотят наказать меня.
— Нет никаких апачей, по крайней мере на Багамах.
— Кто-нибудь спрашивал про золото?
— Нет.
— Нельзя, чтобы о нем узнали.
— Золота давно нет, Уильям, — он подошел к Гровсу и пощупал ему пульс.
— Мне здесь не нравится. Я хочу на ранчо в Аризоне. Даже в Греции, даже на острове в Таиланде было лучше, чем здесь.
— Ранчо продано тридцать лет назад, — Скэрроу отпустил запястье Гровса. — Ты принимаешь свои лекарства?
— Они мне не нравятся.
— Они делают тебя спокойным и уравновешенным. Уменьшают уровень тревоги. Их надо принимать. Без них ты можешь впасть в депрессию.
— Что случилось с золотом?
— Ты отлично знаешь, что с ним случилось.
— Где плат? Его нет в убежище. Что ты с ним сделал?
— Он в безопасном месте. Не волнуйся.
— Почему здесь так жарко?
— Здесь холодище, Уильям. Я надеваю парку, когда захожу сюда.
Он с жалостью посмотрел на Билли Гровса — сто семьдесят лет сильно отразились на его рассудке. Сам он прожил почти пятьсот — и пребывал в здравом уме и твердой памяти. Но Скэрроу видел разницу. В отличие от Гровса, бессмертие было дано ему вместе с предназначением. И скоро он свое предназначение выполнит.