С громкими стонами она привела себя в вертикальное положение и, шатаясь, побрела туда, где был тент.
Обгорелый мусор закручивался в крохотных смерчах и оседал на каменную мостовую. Расстояние, которое она силилась преодолеть, казалось, растянусь на целые мили. Клочки бумаги сыпались с грязного неба, как черное конфетти.
— Даниель! — на этот раз ей удалось крикнуть громче. Ей казалось, что время исчезло, утонуло в вязком тягучем ритме шага, и все вокруг расплывается. В этом своем замедленном времени она бесконечно искала Даниеля, но, кажется, безо всякого успеха. Воздух наполняла отчетливая вонь горелой плоти и волос, перебивавшая даже запах дыма.
— Даниель! — дрожащим голосом звала она.
Землю устилали крупные и мелкие обломки металла, картона, дерева, камня и чего-то неопределимого. Справа от себя она увидела нечто, напоминающее человеческую фигуру. Спотыкаясь, она подошла ближе. От человека осталось лишь туловище, облепленное лохмотьями. Желудок отреагировал немедленным позывом к рвоте. От обгорелой кожи и ткани поднимался дымок.
Потом она заметила еще одну жертву, прямо перед собой, и опустилась на колени рядом с изуродованным телом.
— Даниель.
Она положила его голову себе на колени, из его горла вырвался едва слышный посвист, и каждый его неглубокий вздох сопровождался влажным хлюпаньем.
— Держись. Помощь идет. — Ее слова прерывались рыданиями. — Оставайся со мной, родной. Держись.
«О, господи, у него вся рубашка пропитана кровью».
Она рванула застежку и увидела на груди зияющую рану, в которой со свистом и хлюпаньем пузырилась пена. Вдыхая медный запах его крови, она попыталась зажать рану ладонью, но кровь струилась между пальцами и багровыми ручьями стекала на землю.
Слишком много крови…
Под ладонью у нее слабо, почти неощутимо билось его сердце, быстро, но не сильнее, чем трепет крылышек колибри.
— Сен? — его голос звучал глухо, кровь мешала говорить.
— Шшш, не разговаривай. — Она услышала вой сирен. «Почему же так долго?»
Она наклонилась ближе к Даниелю, чувствуя его дрожь и проклиная свою неспособность согреть его.
Неподалеку с визгом затормозила полицейская машина.
— Сюда! — замахала рукой Сенека. — Сюда! На помощь! Пожалуйста, помогите!
И вдруг заметила, что наступила тишина. Мертвая тишина. Ужасные звуки, издаваемые телом Даниеля, смолкли. Крылышки колибри замерли. Осталось странно потяжелевшее тело.
— Нет, нет, нет! Пожалуйста, Даниель. Пожалуйста, не оставляй меня!
Подъехали машины скорой помощи.
Но было поздно.
Сенека запрокинула голову и уставилась в небо.
— За что? За что!
Потом опустила глаза на человека, которого любила, нежно погладила по лицу, прижалась губами к его лбу. Ее слезы смешались с его кровью, и она снова посмотрела в затянутое дымом небо.
— За что?
КРОВАВАЯ МЭРИ
2012, Лондон
— Это место меня в дрожь вгоняет, — шепнул первый адепт в крошечный микрофон, закрепленный на наушниках. Сквозь очки ночного видения узкий проход тремя уровнями ниже главного нефа Вестминстерского аббатства зловеще мерцал зеленоватым светом. Под этим древним архитектурным памятником Лондона покоится прах более трех тысяч человек, и он осторожно продвигался вдоль череды склепов.
Он и его напарник были в черном камуфляже. Первый держал туннель на прицеле пистолета, второй в одной руке нес спортивную сумку, а в другой — сверхчувствительный подземный навигатор, ловивший сигналы направленных антенн, заранее тайно установленных вокруг собора. Двигаясь по беспросветно темному подземному лабиринту, второй каждые полминуты шептал в микрофон их координаты.
— Почти у цели. Церковь Святого Петра прямо над нами. Генрихова часовня впереди, чуть справа.
Первый отмерил определенное количество шагов и остановился.
— Здесь?
Второй взглянул на дисплей навигатора.
— Здесь. Поднимайся по ступеням.
Первый оглянулся и пошел. Напарник выжидал, пока он не поднимется ступеней на десять, чтобы последовать за ним.
Скоро они стояли строго под часовней Генриха VII на уровень ниже. Второй опять сверился с навигатором.
— Теперь по этому проходу на запад, пока не упремся в стену.
Они шли по туннелю, и первый читал имена, высеченные на мраморе, справа по ходу. Вот и последняя надпись.
— Это копия надписи на главной гробнице вверху. — И он вслух прочел по-латыни: — Regno consortes et urna hic obdormimus Elizabetha et Maria sorores in spe resurrectionis.
Второй перевел: