При въезде в Тульчин, у шлагбаума, Пестеля встретил жандарм и подал письмо от дежурного генерала Байкова, который приглашал полковника к себе на квартиру. Пестелю пришлось ехать в сопровождении жандарма до самого центра местечка.
Генерал-майор Байков любезно поздоровался с Пестелем и пригласил его к столу. А когда они остались вдвоем, сообщил о приказе командующего арестовать его и поставить караул. В голосе генерала звучало сочувствие.
Известие не произвело особенного впечатления на Пестеля: он догадывался, почему его вызывают в главную квартиру, и был готов к любой неожиданности.
— Пока для вас приготовят комнату, полковник, побудьте здесь. А скоро, может быть, вернетесь в свои Ланцы, — сказал генерал и, ссылаясь на занятость, оставил Пестеля одного.
«Вот и заперли в клетку, — с иронией подумал Пестель, не теряя, впрочем, присутствия духа, словно речь шла о случайном недоразумении. — Недаром у Лорера было недоброе предчувствие. Но ехать все равно было необходимо. Ссылаться на болезнь или какую-нибудь другую причину бессмысленно! Правительство скорее поверит Майбороде, чем мне. Подлость всегда привлекает тиранов».
Вдруг дверь отворилась, и Пестель увидел на пороге Волконского в новом мундире, который очень шел к нему. Лицо Волконского было бледно, взволнованно. В глазах светилась тревога.
— Князь, какими судьбами?! — воскликнул Пестель, вставая со стула и бросаясь к нему.
— Спокойно, Павел Иванович. Мужайтесь, друг мой! — по-французски сказал Волконский, чтобы не понял стоявший на часах жандарм.
— Мужества нам не занимать, Сергей Григорьевич, — отвечал Пестель, не отпуская руки главы Каменской управы и глядя на него с благодарностью. — Уничтожьте немедленно всю переписку, вам тоже не миновать обыска. Предложите сделать это всем товарищам. Я ничего не выдам, не признаю никаких обвинений, от меня они ничего не добьются. Меня гнетет лишь одна мысль: что именно им известно о нашем Обществе, а чего они еще не выведали? Задача со многими неизвестными. Но сейчас главное — выдержка и спокойствие, победит тот, у кого крепче нервы. Словом, не беспокойтесь, ничего не открою, хотя бы меня в клочки разорвали. Спасайте только «Русскую правду».
Им не дали договорить, вошел генерал Байков. Увидев Волконского, он разгневался:
— Как вы сюда попали, князь?
— Очень просто, генерал, — спокойно отвечал Сергей Григорьевич, — Вошел в ту же дверь, что и вы. Я приехал к командующему, а тут мне сказали, что у вас гостит полковник. Вот я и заглянул на минутку.
— Полковник под арестом, и разговаривать с ним запрещено! — отрубил Байков. — Это нарушение приказа царского посланца и графа Витгенштейна; они распорядились держать арестованного под строгим караулом.
— Я этого не знал, генерал, — сказал Волконский таким тоном, словно ему и в самом деле ничего не было известно. — Не смею нарушать приказ и потому ретируюсь...
Когда за Волконским закрылась дверь, Байков напал на караульного жандарма:
— Не смей никого сюда пускать, дурак!
Жандарм не сводил глаз с генерала. Он точно окаменел, ни один мускул не дрогнул на его смуглом лице.
На допросе в присутствии Чернышева и Киселева Пестель не признал обвинения относительно своего участия в работе Тайного общества и руководства им. Внешне он держался совершенно спокойно, хотя в душе спокойствия давно не было, тревожные мысли сверлили мозг: что успел сообщить Майборода, кто еще внесен в его списки, кого уже допрашивал Чернышев и что ему известно об Обществе?
Чернышев вел себя как некое божество, всем своим видом показывая, что судьба заговорщиков в его руках. Тон у него был чрезвычайно высокомерный.
— Полковник, вы отрицаете, что принимали участие в политическом заговоре, и не желаете назвать лиц, причастных к нему? Так я вас понял?
— Да, отрицаю. Я не чувствую за собой вины, за которую должен нести ответственность перед правительством и императором. Поэтому и не могу никого назвать. Тем более что впервые слышу из ваших уст о каком-то Обществе.
Чернышев, прищурясь, смотрел на Пестеля. Он любовался его деланным спокойствием. Чернышев понимал, что Пестель будет все отрицать, пока его не поставят перед непреложными фактами, и, как опытный следователь, заранее торжествовал победу, впрочем, делая вид, что верит каждому слову.
— Ну что же, тогда я вас больше беспокоить не буду, — с подчеркнутой любезностью произнес он, провожая Пестеля из кабинета, словно тот был не арестованный государственный преступник, а важный гость.
— Приведите денщика полковника Пестеля! — приказал Чернышев жандармскому поручику, ожидавшему распоряжений в соседней комнате.