Это было одно из слабых коротких землетрясений в один-два балла, которых японцы почти не замечают. Но его оказалось достаточно, чтобы выбить дощечку у меня из-под ног.
Я упал удачно, даже почти не ушибся. Рядом со мной, лежал кинжал Сугимори, перерубивший веревку. Я извернулся и накрыл его своим телом, моля только о том, чтобы Луис не заметил моего движения. Он бросился ко мне. Я застонал.
— Что с тобой?
— Рука!
Я изобразил, что морщись от боли.
Сугимори коснулся моего плеча.
Я взвыл.
— Сейчас. Минуту! — крикнул он и исчез в пещере.
Лучше бы подольше. Веревка на руках размокла от дождя и ослабла. Я быстро смог перепилить ее. Когда Луис вернулся, держа аптечку, я уже сжимал за спиной кинжал. Японец наклонился ко мне, чтобы помочь. Дурак, доверчивый! Я молниеносно вонзил клинок в грудь нависшего надо мною врага и сбросил тело. Добил, на всякий случай перерезав горло.
Да, я убил человека, который меня спас. Но, ведь если бы они не подвесили меня на скале — и спасать бы не потребовалось. Наверное, какой-то червячок все же завелся в моей неискушенной совести, раз я вообще об этом подумал. Но я плюнул, снял рубашку и аккуратно стер кровь. Посмотрел на брюки. Вид, не лучший. Откровенно говоря — бомжеватый. И запах тоже. Но крови незаметно.
Все же хотелось переодеться. Я стянул брюки с тела Сугимори. Оделся. По ширине — вполне. Только коротковаты. А, ладно! Сойдет!
Не зайти ли в пещеру? Может, рубашка найдется? Такуан, судя по всему, далеко. Иначе бы точно явился на шум. Больше всего я боялся, что он вернется. Я не смогу ему противостоять.
Крадучись, я зашел в пещеру. У стены лежало несколько пластиковых коробок. Открыл. В одной из них оказались рисовые шарики, в другой — какие-то соленые овощи. По-моему, редиска. боже! Как же я проголодался. Я, не задумываясь, прямо на месте, уничтожил содержания двух коробок и понял, что больше не съем. Кроме еды я нашел какую-то сумку, очевидно, принадлежавшую одному из обитателей. Порылся. Одежды не было. Только какая-то тетрадь с записями и немного еды. Ладно. Лето. Не замерзну. Я побросал туда оставшиеся коробки, кинул сумку на плечо и вышел на улицу.
Запоздало сообразил, что надо бы обыскать труп. И только теперь заметил знак на его руке. И передо мной встала картина недавнего землетрясения. Рука, под развалинами и исчезающий Символ Спасения. Луисов знак никуда не делся. Я присел на корточки, взял его за кисть и внимательно рассмотрел печать. Обыкновенная татуировка! Обманщик! Я презрительно бросил на землю холодеющую руку мертвеца.
Больше обыск не дал ничего интересного. Только немного денег. Впрочем, деньги у меня были. Мои палачи даже не подумали их отобрать.
Я сам поражался, насколько я спокоен. «Ну, что, Такуан Сохо, не решил я твоего коана», — сказал я светлеющему небу и углубился в лес.
Глава четвертая
Я сидел на железнодорожной станции и читал записки Сугимори. Вокруг царил великолепный горный пейзаж. Было жарко. Я подошел к автомату по продаже конфет и газировки и купил баночку оранжины. Вернулся обратно на нежно-сиреневое пластиковое сиденье. Я уже пропустил одну электричку.
«…С ограды спускаются кисти лиловых и белых глициний. Слышен шум ручья. Птица хлопнула крыльями, перелетела на соседнюю ветку. Белые пионы. Капля росы на лепестке, которая не доживет до вечера.
Сатори[75] и божественная благодать. У них много общего. Впрочем, мне ли судить об этом, едва коснувшемуся того и другого. Учитель говорит, что просветление наступает лишь однажды и длится вечно. Возможно. Тогда мое было лишь обманом. К чему я прикоснулся? К изначальному сознанию Будды, к Свету Христа, ко Вселенной? Я не получил официального свидетельства о просветлении. И не надо.
…Что христианская любовь без разума дзэн? Милосердие должно быть ограничено справедливостью, сердце — властью ума. Догматы или свободный ум? Встретишь Будду — убей Будду[76]. Встретишь Христа… Моя рука отказывается писать там, где не остановиться кисть мастера дзэн, даже кисть ученика. Но плохо ли это? Когда вы достигаете определенной ступени духовного развития и понимаете, что добро и зло — одно, и нет различий между плохим и хорошим, вас подстерегает величайший соблазн. Вы можете решить, что все позволено. Здесь и начинается дорога во тьму. Здесь надо остановиться. Христианство удерживает меня. Христианская любовь — вот узда для дзэнской свободы!
…Первое кваканье лягушки ничуть не хуже пенья соловья. Далекая капля упала в воду.
75
Сатори — «истинное познание»: духовное просветление, «внезапное озарение», познание высшей сущности бытия практикующими дзэн.
76
«Встретишь Будду — убей Будду, встретишь патриарха — убей патриарха, встретишь святого — убей святого, встретишь отца и мать — убей отца и мать, встретишь родича — убей и родича. Лишь так достигнешь ты просветления и избавления от бренности бытия», — знаменитый парадокс Линьцзи (Риндзая), основателя школы Риндзай-дзэн. Всякое идолопоклонство и догматизм препятствуют просветлению.