Алоизий отрицательно покачал головой и разложил руки.
— Царство за бутылку водки! — простонал Данил.
— Я мог бы перенести тебя за решетки, только это ничего не даст, — Алоизий уселся на нарах Бурхан Бея. — Магические запоры крепости действуют в обе стороны. Пытаясь вырваться наружу, мы только запустим системы тревоги и упремся в барьеры. Реальность лишит меня сил, после чего мы станем легкой добычей для охранных автоматов и стражи. Боюсь, что позвав меня сюда, ты лишь ухудшил ситуацию, поскольку теперь за решеткой находимся мы оба…
— Не бурчи. Достаточно лишь головой чуточку поработать, — махнул рукой Данил.
Он встал и сунул медную лампу в сверток с вещами Бурхан Бея, после чего улыбнулся Алоизию.
— Ну, понял, пустынная ты башка? Теперь остается лишь подождать, пока охранники сами вынесут нас из камеры, из Десятого Павильона и — наконец — из Цитадели, — торжественно объявил он. Ну, чего ждешь? Забирай нас обоих в лампу.
— Так я что, в лампе должен сидеть? — удивился джинн. — Ну нет, я заболеваю от одного вида этого предмета. Я не сидел там уже лет сто, и все равно становится нехорошо. Нет, в средину я не полезу, что бы ни случилось!
— Тихо! И без дискуссий! Лезь и не болтай!
Данил подскочил к лакею и схватил того за плечо. Потянул сильно, но чернокожий упирался. Его гордое и благородное лицо искривилось в гримасе отвращения и даже чуточку как бы страха.
— Ну не могу я вот так, просто взять и лезть… — слезливым тоном заявил он. — Это же словно я вновь будто самый обычный пустынный демон, закрытый в лампе и ожидающий милости от обычного смертного… Это меня унижает. Помимо того, я страдаю болезненным отвращением к тесным помещениям. По этой причине у меня сыпь может пойти, приступы жара… У меня в этом плане даже имеется папирус, выписанный придворным сину фараона Тутмоса!!!.
— Кем? — спросил изумленный инженер.
— Сину. Так называли дипломированного врача в древнем Египте. А знаешь, какими замечательными медиками были древние египтяне?
— Хватит уже. Сейчас сюда охранники пожалуют, и вот тогда у нас начнутся неприятности, — зашипел Данил. — А ну лезь в лампу. Я приказываю!
Алоизий встал с болезненным вздохом и вытер нос рукавом. Он взял своего хозяина под руку и закрыл глаза, затем произнес магическую формулу на древнем и уже мертвом языке, и Данил почувствовал, как резко теряет вес. Он глянул вниз и еще увидал, как ноги их окутывает дымный водоворот. Они поднимались в воздухе, легкие, словно пушинки, и через мгновение превратились в облако. Облачко закружило и помчалось в сторону узелка с вещами турка, где со свистом всосалось в носик старинной лампы.
Варшава, 14 (26) ноября 1871 г., утро
Генриетта с особенным вниманием осматривала обширное помещение, восхищаясь искусными рельефами, что окружали потолок и окна, а также старомодные канделябры, помнящие времена польских королей. Со стен на нее глядели державные деятели в кунтушах и французских костюмах с белыми париками на головах. Королевский Замок девушка получила возможность увидеть изнутри впервые в жизни, и ее любопытству даже не мешал тот факт, что в столь ранний час сюда ее вызвал ужасно разгневанный фельдмаршал Берг. Сейчас юнкер-девица сидела за столом президиума в Зале Совета, где много лет назад собирались советники короля Станислава Августа. Царские наместники тоже любили устраивать здесь дебаты, представляя себе, что могут усесться на стоящий под стеной трон.
— Надеюсь, что наш дорогой наместник не забыл, что созвал чрезвычайное совещание, — шепнул прямо на ухо девушки полковник Кусов. — Что-то в последнее время здоровье его все чаще подводит, — и офицер выразительно постучал себя согнутым пальцем по лбу.
Фроляйн фон Кирххайм в ответ лишь улыбнулась. Близость полковника воздействовала на нее чрезвычайно приятственно. Его запах, представляющий собой смесь запахов накрахмаленной сорочки, табака, одеколона и помады для волос, она могла распознать уже с закрытыми глазами. И как только этот запах попадал ей в ноздри, девушка буквально теряла сознание, представляя себе, как красавчик-офицер обнимает ее и целует. Генриетта инстинктивно затрепетала ресницами и захихикала, будто распоследняя дурочка. Этот ее смех в высоком и строгом зале прозвучал чуть ли не как святотатство.
Тогда она испуганно закрыла рот пальцами и глянула на сидящих за столом офицеров. Кусов едва сдерживал насмешливое фырканье. Оберполицмейстер Розвадовский снисходительно улыбался; начальник следственного отделения Специальной Канцелярии, полковник Михаил Анненков не поднимал взгляда от бумаг, и только начальник полиции, варшавский оберполицмейстер Винценты Около-Кулак и сидящий рядом с ним командир корпуса жандармов полковник Людовик Савицкий смерили девушку грозными и суровыми взглядами. Последний офицер, Сергей Муханов — красивый брюнет средних лет, оскалился в усмешке и заговорщически подмигнул пруссачке. Генриетта почувствовала, что краснеет; лицо, должно быть, сделалось кирпично-красным.